– Вы чувствуете, что больше не можете быть надежным свидетелем?

– Именно так.

– Это все, – заявил Гамильтон Бергер.

– Минуточку, – попросил Мейсон. – У меня есть несколько вопросов.

– Не думаю, что я позволю вам допрашивать этого свидетеля, мистер Мейсон, – возразил окружной прокурор.

– Не поймите меня превратно, – взмолился вдруг Керни. – Я не намерен никого обвинять в каком-либо преступлении. Просто хочу сказать, что в моей памяти все перепуталось из-за предположений, которые они делали, вот и все.

– Вот так, – подытожил Бергер. – Ситуация проясняется. При дальнейшем расследовании этого дела на показания данного свидетеля рассчитывать больше не приходится. Когда мы найдем настоящего преступника и этот свидетель столкнется с человеком, который действительно совершил преступление, на перекрестном допросе ему придется заявить, что раньше ему пришлось сделать заявления, опровергающие первоначальное опознание, из-за неуместных наущений Перри Мейсона и его служащих.

– Почти на каждом процессе свидетели сначала дают полиции противоречивые описания, – заметил адвокат. – Потом делают задний ход, и, когда, в конце концов, идентифицируют преступника – это скорее всего уже вторичная идентификация. Поэтому полиция часто относится к идентификации путем опознания как к «пробной» идентификации.

– Ничего подобного, – возразил Гамильтон Бергер. – Суть нарушения, насколько я понимаю, в том, что свидетеля пытались заставить дать ложные показания.

– Никто не заставлял свидетеля давать ложные показания, – возразил Мейсон. – Вы хотите сказать, что давили на его сознание?

– Это одно и то же, – буркнул окружной прокурор.

– На суде увидим, так ли это, – парировал Мейсон.

Гамильтон Бергер проговорил:

– Я не намерен ни продолжать этот допрос, ни записывать все в протокол.

И снова выступил Мейсон:

– Полиция обычно показывает свидетелю и словесные портреты, и фотографии, а потом, дав ему возможность рассмотреть подозреваемого в самых различных ракурсах, свидетелю предлагают посмотреть на нескольких людей, в числе которых есть и подозреваемый.

– Довольно! – прервал его Гамильтон Бергер. – Мы здесь не для того, чтобы обсуждать методы полиции.

– А я для того, – возразил Мейсон.

– А я нет! – рявкнул окружной прокурор. – Слушание закончено! Что касается этого Детективного агентства, я подам жалобу властям на неуместные действия частного детектива, а также подам жалобу на ваши действия в дисциплинарный отдел Ассоциации адвокатов.

– Речь идет о двух статьях Уголовного кодекса, господин окружной прокурор! – снова выступил Мейсон. – Если вы считаете, что имеет место нарушение Уголовного кодекса, что ж, выпишите ордер на мой арест и передайте меня суду присяжных. Там я подвергну этих свидетелей перекрестному допросу, а вы этого сделать не сможете. Тогда посмотрим, чья возьмет.

– Именно это я и собираюсь сделать, – подтвердил Гамильтон Бергер.

– Что ж, дерзайте! – откликнулся Мейсон. С этими словами он встал и величавой походкой вышел из комнаты.

Перри Мейсон ждал в гостиной дома 2420 по Брайдамур-авеню.

К нему вышла миссис Хорас Уоррен. Она явно пребывала в подавленном настроении, но глаза ее были сухими.

Поздоровавшись, адвокат произнес:

– Возможно, у нас не очень много времени. Я прошу, чтобы вы мне подробно рассказали, что случилось. Я хочу, чтобы вы поведали мне о вашей связи с Коллистером Гидеоном и сообщили, что произошло, когда вы вошли в этот заброшенный магазин. Выкладывайте все, ничего не утаивайте.

– Это убьет меня, – ответила она. – Если все станет известно, я больше никогда не смогу посмотреть в глаза Хорасу.

– Не глупите, – посоветовал Мейсон. – Хорас вам верит.

– После этого не будет.

– Он вам верит, – повторил адвокат. – Он все знал о вас еще до вашей женитьбы.

У миссис Уоррен расширились глаза.

– О чем знал?

– О том, что вас судили и оправдали, о вашей связи с Коллистером Гидеоном.

– Он знал и об этом?

– Да.

– Ради бога, откуда?

– Он поручил Джадсону Олни слетать в Нью-Йорк и выяснить все о вашем прошлом. Видите ли, когда Хорас понял, что влюбляется в вас, он почувствовал, что вы что-то скрываете о вашем прошлом, и решил выяснить, что же именно вы скрываете.

– И он никогда ни словом не обмолвился об этом!

– Он думал, что вы будете чувствовать себя лучше, если ваша тайна останется тайной.

– А вы не пытаетесь меня успокоить, мистер Мейсон?

– Я говорю вам правду.

– Ах, это удивительный, удивительный человек! – воскликнула она со слезами на глазах.