«Говорят, Сакурай стал шутом! В самом деле, любой человек на что-нибудь да сгодится!» — сочувственно говорили о нем знакомые по Кабутомати, передавая из уст в уста эту новость. Сампэй хотя и был новичком, но понимал толк в искусстве и умел развлечь компанию. Поэтому еще задолго до того, как стать профессиональным шутом, он был известен многим.

В один прекрасный день Сампэй заслужил звание «большого чудака». Однажды господин Сасакибара собрал нескольких гейш на втором этаже чайного дома и, объявив, что он решил потренироваться в гипнозе, начал усыплять одну женщину за другой. Но только одна, начинающая гейша, немного поддалась действию гипноза. Другие же ни за что не хотели впадать в глубокий сон. И тогда присутствовавший при этом Сампэй вдруг сказал с испуганным видом: «Господин, я не выношу гипноза! Даже видя, как гипнотизируют других в моем присутствии, мне становится как-то не по себе!» Однако по всему было видно, что он хочет испытать на себе действие гипноза.

«Ах, вот как? Тогда я тебя разом загипнотизирую! Итак, ты уже поддаешься действию гипноза! Ты постепенно засыпаешь!..» — сказал господин, уставившись в упор на Сампэя. «Нет, не надо, не надо! Только не это!» — Сампэй изменился в лице и бросился бежать. Сасакибара погнался за ним, догнал и провел несколько раз по его лицу: «Вот уже сейчас ты наверняка загипнотизирован! Теперь поздно! Беги не беги, ничего не поделаешь, ничто тебе не поможет!» Как только он это сказал, голова Сампэя повисла, и он упал.

Наполовину в шутку, наполовину всерьез ему давали различные приказания, и Сампэй выполнял все без исключения. «Тебе, наверное, скучно?» — говорил кто-нибудь, и он, насупившись, принимался громко рыдать. «Ты разозлен!» И он, покраснев, начинал сердиться. Говоря: «Вот тебе вино!», заставляли Сампэя пить сырую воду. При словах: «Возьми сямисэн!» — он обхватил руками веник. И каждый раз, когда это происходило, женщины смеялись до упаду. В довершение ко всему господин перед самым носом Сампэя задрал полы своей одежды… Раздался некий звук. «Сампэй! Хорошо ли пахнет этот мускус?» — спросил Сасакибара. «Поистине прекрасный аромат, мой любимый запах!» При этих словах Сампэй, пребывая в прекрасном настроении, наслаждался благоуханием.

«Ну, хватит, довольно!» — сказал господин и хлопнул в ладоши у самого уха Сампэя. Тот широко раскрыл глаза, рассеянно озираясь вокруг. Постепенно придя в себя, он наконец вымолвил: «Я ведь, кажется, все-таки поддался гипнозу! Вот уж поистине нет ничего более страшного! Я, наверное, делал какие-нибудь глупости?» И тут гейша по имени Умэкити, большая любительница пошалить, поддалась вперед и сказала: «Сампэя-то и я могу загипнотизировать!.. Вот тебе уже начинает хотеться спать! Давай засыпай!» Умэкити бросилась догонять Сампэя, который бегал от нее по комнате, и, не успев дотянуться до его воротничка, она сказала: «Итак, всё, всё… Ты уже спишь!» Когда она провела рукой по его лицу, Сампэй как был с разинутым от удивления ртом, так и повис на ее плече, потеряв контроль над собой.

Умэкити говорила: «Я — богиня Каннон!» — и заставляла молиться на себя. Словами «Большое землетрясение!» пугала Сампэя. Не было ничего смешнее его сияющего лица, которое каждый раз принимало новое выражение. Вновь и вновь, стоило только Умэкити или господину взглянуть на Сампэя, как он сразу же засыпал и падал как подкошенный.

Однажды вечером, возвращаясь из ресторана, Умэкити повстречала на мосту Сампэя и, крикнув: «Сампэй-сан! Ну-ка!», пристально посмотрела на него. Сампэй же, пробормотав что-то невнятное, упал на спину прямо посредине улицы. Его болезненное желание смешить людей доходило порой и до такого. Люди же не могли и предположить, что Сампэй притворяется, ведь это переходило всякие границы приличия.

Кто-то пустил слух, что Сампэй влюблен в Умэкити, ведь иначе он не поддался бы так легко ее гипнозу. Действительно, Сампэй любил таких бойких женщин с твердым характером, как Умэкити, которые ни в грош не ставят мужчин. С того вечера, когда Сампэй впервые подвергся ее «гипнотическому воздействию», она продолжала по-всякому потешаться над ним. И надо признать, Сампэй, кажется, влюбился в нее по-настоящему. Когда представлялся случай, Сампэй частенько намекал Умэкити на свои чувства. Но она водила его за нос и не хотела отвечать взаимностью.

Улучив момент, когда Умэкити была в хорошем расположении духа, Сампэй начинал заигрывать с ней. Тогда она с видом озорного мальчугана отвечала: «Если ты будешь мне говорить об этом, я загипнотизирую тебя!» Сказав это, Умэкити пристально впивалась в Сампэя глазами. И стоило ей только взглянуть на него, как Сакурай, забывая о своем намерении серьезно объясниться с ней, погружался в забытье. В конце концов такое положение стало невыносимым, и он решил поделиться с господином Сасакибара. «Поистине не пристало говорить мне так! Быть может, у меня нет самолюбия, но, если бы она подарила мне хотя бы один вечер, я был бы счастлив! Прошу тебя, используй свое влияние и постарайся как-нибудь уговорить ее!» — «Хорошо! Я все понял, ты можешь положиться на меня!» — ответил господин. И так как у него было большое желание посмеяться над Сампэем, он сразу же взялся за выполнение просьбы.

Тем же вечером Сасакибара пригласил Умэкити в хорошо знакомый ему чайный дом, рассказал ей о просьбе Сампэя, и они сговорились подшутить над ним. «Правда, мы берем грех на душу, но все же надо позвать его сегодня вечером сюда, раздеть догола, а дальше делай с ним все, что пожелаешь!» — «Но мне все же жаль его…» Даже такая женщина, как Умэкити, заколебалась. Однако, решив про себя, что Сампэй не из тех людей, кто бы мог рассердиться на ее проказы, да и к тому же вся эта затея казалась ей необычайно интересной. В конце концов Умэкити согласилась.