— Эй!

— Чего изволите, сударь? — спросил лакей.

— Барыня встала?

— Никак нет-с.

— Ах ты, господи! — сказал Федор Петрович, — в котором часу приехала барыня?

— Барыня не приезжали-с.

— Как, барыня еще не возвращалась домой?

— Никак нет-с.

— Ах ты, господи! — вскричал Федор Петрович, — да где ж она?

— Не могу знать-с; Петр ездил с барыней, они изволили послать его из галереи за афишкой в театр; он взял афишку, а в галерее уже барыни не было, так он и велел кучеру ждать У театра; а сам ждал в галерее в бельэтаже, подле нашей ложи. Театр-то кончился, все пошли вон, а Петр ждал-ждал, покуда свечи потушили. Петр хотел было еще немножко подождать, да капельдинер прогнал его: ступай, говорит, вон; кого ты ждешь? вce разъехались, и лампу потушили. Петр и пошел, спросил кучера Игната: «Что, барыня ее выходила?» — «Да не выходила же», говорит…

— Ах ты, господи! — вскричал Федор Петрович, — да где ж она?

— Не могу знать. Карета стояла подле театрального подъезда до рассвета, какое до рассвета — уж солнце высоко было, когда они воротились домой,

— Кто, барыня?

— Нет, Петр и Иван.

— А барыня?

— Ее так и не дождались.

— Ах ты, господи! Это ни на что не похоже! Давай чаю!

— Ключи у барыни.

— Тьфу! Давай одеваться.

Федор Петрович оделся и отправился к Петру Григорьевичу. Петра Григорьевича не было уже дома; Софья Васильевна куда-то сбиралась ехать, только Катенька была в гостиной.

— Ах, Федор Петрович! — вскричала она радушно, бросаясь к нему навстречу, — как давно вы у нас не были!

У Федора Петровича забилось сердце от какого-то тайного, горького чувства; несмотря на строгое запрещение Саломеи Петровны не подходить к ручке Катеньки — молоденькой девчонки, он в забывчивости подошел к руке.

— Что вы такие смущенные?

— Ничего, Катерина Петровна, так, устал, жарко!

— Вы пешком пришли?

— Пешком.

— Как же это вы осмелились? Сестрица не позволяет вам пешком ходить, — сказала шутя Катенька, — постойте, вот я ей окажу!

«Господи! — подумал Федор Петрович, — если б Катенька-то была моей женой!..»

— Вы что-то все думаете, не отвечаете.

— Отвечать-то, Катерина Петровна, нечего. Как на душе скребет, так бог знает что и отвечать.

— Что за несчастие такое с вами случилось?

— Помилуйте, встанешь в семь, жди до полудня чай пить!

— Кто ж вам велит?

— Кто? да это уж жизнь такая, неприятно же врозь пить чай… да добро бы в полдень, а то сегодня я по сю пору чаю еще не пил!

— Отчего ж это? Хотите, я велю поставить самовар.

— Сделайте одолжение… Ключи у Саломеи Петровны, а она еще, бог знает, со вчерашнего дня по сю пору не возвращалась домой.

— Как! — вскричала Катенька.

— Да так. Я уж этой жизни и не понимаю!

— Коляска готова? — раздался голос Софьи Васильевны; и с этими словами, она, разряженная, вышла в гостиную. — А! Федор Петрович.

Федор Петрович подошел молча к руке.

— Что это вас давно не видать, вы как чужой стали! Что Саломея делает?

— Да я пошел, ее еще не было дома, — отвечал Федор Петрович, стараясь говорить спокойным голосом.

— Маменька, Федор Петрович еще не пил чаю, я велела поставить самовар.

— Где ж вы были все утро?

— Дома.

— Напой, Катенька, Федора Петровича чаем; а мне нужно ехать. Прощайте, Федор Петрович, поцелуйте за меня Саломею.

— Покорнейше благодарю! — отвечал Федор Петрович по модному выражению, переведенному с французского диалекта.

Софья Васильевна поклонилась довольно сухо и уехала. Софья Васильевна сердита была на Федора Петровича, потому что Саломея, не позволив давать отцу своему денег взаймы, на него же свалила отказ.

Катенька напоила Федора Петровича чаем, и он пошел домой.

— Что, приехала барыня?

— Никак нет! — отвечали ему в передней в несколько голосов.

В ожидании Саломеи Петровны он сжег десяток пахитосов, потому что Саломея Петровна трубку ему запретила курить; потом ходил, ходил по всем комнатам, смотрел на часы и, наконец, вышел из себя.

— Шесть часов! Эй! что ж не накрыт стол?

— Да кушать не готовлено. Барыня с вечера ничего не изволили заказывать.

— Тьфу! Это черт знает что за жизнь! — крикнул Федор Петрович и прибавил сквозь зубы: — Таскается день и ночь…

Федор Петрович, не зевая, к кому прибегнуть с горем своим, снова пошел к Петру Григорьевичу, застал его с женой, дочерью и двумя гостями за столом.

— А! обедали, Федор Петрович?

— Нет еще, — отвечал Федор Петрович, — Саломеи Петровны нет дома.

— Так садитесь, — оказал Петр Григорьевич и стал продолжать разговор с гостями. Софье Васильевне также некогда было с ним говорить, а потому он молча, торопливо догонял кушающих уже десерт.

— Куда ездила сегодня Саломея? — спросила, наконец, Софья Васильевна.