Шрифт:
Наташенька, вслушиваясь в слова матери, вдруг зарыдала.
— Что ты это, моя милая, воешь?
— Как же мне не плакать… Бог знает, что это такое будет!.. дали слово Андрею Павловичу… все готово к свадьбе… а тут вдруг…
Наташенька не могла кончить, всхлипыванья стеснили ей дыхание, она закрыла лицо руками, бросилась ничком на диван и разливалась горючими слезами. Мать испугалась.
— Наташа, Наташа, душа моя! — вскричала Дарья Ивановна, — ах, дура я, в самом деле! у меня ведь и из головы вон… крестная с нами сила!.. Ах, господи! что ж я буду делать?… прислал двадцать тысяч на приданое… везет графа в женихи… что я буду делать?… Вот не было горя, пришел мат! Наташа, да хоть скажи ты словечко!
— Что ж буду я говорить? просили братца мешать моему счастию!..
— Ну, кто просил его? я просила, что ли?
— Черт просил!
— Так бы ты и говорила; подлинно не вовремя такое счастие… Граф! что ж мы будем делать, как он приедет? ведь нельзя же не приготовиться!
— Приготовляйтесь как хотите, маменька, а я умру!
— Это что такое? ты думаешь, что я взяла да так тебя и отдам графу?… да мне будь он хоть разграф, я ему скажу: «Извините, ваше сиятельство, за счастие бы почла иметь такого зятя, да уж дочка сговорена, а слово не берут назад!»
— Конечно, не берут, — сказала Наташенька, приподнявшись с дивана и отирая слезы, — мало ли графов да князей, не за всех же выходить замуж… пусть себе ищут графиню; а я не графиня, да и ничего в свете не возьму, чтоб быть графиней-то.
— Не знаю, что делать мне с этими тысячами, что прислал Вася?
— Бросьте их, маменька, да и только!
— Скажи пожалуйста! а Вася приедет, скажет: «Что ж это, тетенька, вы в лачужке живете?»
— Что братцу за нужда, в чем бы мы ни жили, хоть в курятнике?
— Какая ты глупая! ведь ему стыдно будет показать графу нас… в таком наряде… в каких-нибудь ситцевых платьишках.
— Пусть его стыдится, а нам не стыдно, — сказала Наташенька, — где ж нам взять лучше?
— Так для этого-то он и прислал двадцать тысяч, чтоб мы пристойно, как следует по моде принарядились.
— Ни за что! — вскричала Наташенька, — я и не выйду к нему.
— Скажи пожалуйста! коли прикажут, так выйдешь!
— Ни за что!
— Как? ослушаться матери? Так такова ты дочь?… Хорошо! прекрасно! за мои труды и попечения! спасибо!
Наташенька залилась снова слезами, опять зарыдала.
— Я чувствую, — сказала она, — что вы меня хотите выдать за графа, бог с вами!
— Господи! — вскричала и Дарья Ивановна прослезясь, — в этих тысячах черт сидит!.. Нет, бог с ними! запру их до приезда Васи и отдам назад!.. Не хочу я их, проклятых! не нужны они мне!
И Дарья Ивановна спрятала конверт с деньгами в комод, приласкала Наташу и помирилась с ней.
До Фирса Игнатьича и Андрея Павловича дошли слухи, что Дарья Ивановна получила двадцать тысяч от племянника; но они ни слова об них. И Дарья Ивановна молчит.
Через несколько дней совершилась свадьба матери и дочери.
— Фирс Игнатьич, голубчик, — сказала Дарья Ивановна, — возьмите, пожалуйста, спрячьте к себе двадцать тысяч, деньги моего племянника, Васи.
— Он к вам, душа моя, прислал их на сохранение?
— На какое сохранение! прочитайте письмо, бог знает что пишет, да я… бог с ними!.. Приедет, пусть возьмет назад.
Фирс Игнатьич прочитал письмо и покачал головою.
— Что ж вы, голубчик, ничего не говорите? неужто я худо поступила?
— Нет, вы, душа моя, поступили как следует быть: бог с ними, приедет, пусть возьмет назад.
Прошли две недели, три недели, месяц, год; а племянник Дарьи Ивановны не является с графом.
Об нем почти забыли и думать, а деньги лежат в сохранности в шкатулке у Фирса Игнатьича.
И Фирс Игнатьич и Дарья Ивановна посмотрят иногда, тут ли пакет с надписью «двадцать тысяч В. П. Дмитрицкого», и скажут: «Бог с ним, приедет, возьмет назад».
А Наташенька так счастлива за Андреем Павловичем, что позавидовать не грех.
Она уж нянчит миленькую Леночку на руках; а братца ее нет как нет. Иногда она говорит Андрею Павловичу, целуя его и дочь:
— Когда братец приедет, я спрошу его: что лучше: графство и богатство или вот эта радость?… Агу! Леночка! агушеньки-агу!
— Дай-ко мне ее на руки, — скажет Андрей Павлович.
— Извини, не дам! пошел прочь! нянчись с своими бумагами!
Часть шестая
I
Какие же противные судьбы помешали Дмитрицкому приехать на родину? Вот какие: он уж был на пути к Путивлю; но дорога лежала как раз через тот самый город, где Щепиков был городничим и где бедная заключенная Саломея приведена была в дом его благородия для шитья белья. Сначала посадили было ее работать в так называемую девичью, а правильнее бабью; потому что Катерина Юрьевна никогда не держала у себя в доме девок, зная, что этот народ балуется; но когда сама Катерина Юрьевна вышла в девичью и взглянула на Саломею, то тотчас же отдала приказ посадить ее работать в мезонине.