Члены терапевтической команды с большой радостью согласились отправиться в путешествие в глубинные пространства своей психики при помощи средства, на котором не лежало печати фрейдизма. В Ленинграде мой коллега и я посещали и наблюдали индивидуальные и групповые занятия психиатров из института им. Бехтерева, проводили ЛСД-сессии с сотрудниками института и ходили в знаменитый музей Эрмитаж. Во время моего пребывания в Ленинграде я также читал в аудитории института им. Бехтерева лекции о психотерапии с применением ЛСД, свободные для посещения. В те годы я свободно говорил по-русски, поэтому большая часть аудитории могла понимать мой доклад без дополнительного перевода.

В то время нигде на территории Советского Союза не проводились официальные клинические исследования психоделиков. Существовало несколько проектов базовых лабораторных исследований, одно из которых проводилось в институте им. Бехтерева. Биохимик Лапин изучал воздействие псилоцибина, вещества, идентичного ЛСД, на кровеносные сосуды ушей кроликов. Ходили слухи, что в КГБ во время допросов и при идеологической обработке использовались мескалин и ЛСД. Русские, лишенные полной информации об остальном мире ввиду строгой цензуры, жаждали получить информацию о всем, что творилось за границей. Интерес был огромный, и я делал доклад в целиком заполненной аудитории.

В день моей лекции я провел ЛСД-сессию с доктором Страумитом, возглавлявшим факультет. Он настоял на своем участии в моей презентации и желании поделиться с аудиторией своим опытом в ее конце. Моя лекция была запланирована на раннее утро; переживания доктора Страумита оказались очень глубокими и значимыми, и когда он стал рассказывать о них, он все еще пребывал под воздействием так называемого остаточного галлюциногенного эффекта. Его отчетливая речь оказала огромное влияние на аудиторию, и это событие определенно имело успех.

В России мы оказались как раз в такой момент, когда нам удалось стать свидетелями интереснейших политико-научных событий. Во время нашего пребывания в Ленинграде по всему Советскому Союзу распространились сенсационные слухи об исторической операции «Солнечный свет», осуществленной в 1958 году. Это был первый случай прохода Северного полюса на корабле — американской субмарине «Наутилус», проплывшей под арктическим льдом. В 1959 году, посреди холодной войны, французский журналист сообщил сенсационную новость о том, что «Наутилус», лишенный обычных средств электронной связи из-за толстого слоя полярного льда, успешно обменивался телепатическими сообщениями с военной базой.

Перед самым нашим прибытием в Ленинград академик Леонид Васильев, всемирно известный психолог и обладатель Ленинской премии, упомянул об успехе американцев на конференции, на которую советские ученые собралась в честь годовщины изобретения радио. Он предсказал, что использование энергии, лежащей в основе экстрасенсорного восприятия, встанет на одну ступеньку с открытием атомной энергии. Комментарий Васильева воодушевил и заинтересовал не только профессионалов, но и военные круги.

Советское правительство было встревожено тем, что, возможно, США способно добиться военного превосходства благодаря использованию психического оружия. В течение года после этой лекции Васильев был главой специальной лаборатории парапсихологии в Ленинградском университете. Это было началом золотой эры советских парапсихологических исследований, проводившихся под эгидой советских вооруженных сил и секретных служб. Годовой бюджет этих исследований составлял около 20 миллионов рублей. В то время это было немного больше, чем аналогичная сумма в долларах США. Однако такое положение вещей было выгодно и для американских парапсихологов, потому что уделение повышенного внимания парапсихологии в Советском Союзе делало эту область важной для национальной безопасности США и, следовательно, заслуживающей поддержки правительства США.

Во время нашего четырехнедельного пребывания в Ленинграде подробный обмен знаниями во время занятий с применением психоделиков и вечеринки, подогретые водкой «Старка», которую готовили по старинному царскому рецепту, крепко сдружили нас. Когда мы уезжали оттуда, направляясь в Москву и Сухуми, мы отдали нашим ленинградским коллегам изрядное количество оставшихся ампул с ЛСД, чтобы они могли продолжить свои исследования. После визита в Москву, город, интересный, конечно, более в культурном, чем в профессиональном смысле, и замечательной поездки в Сухуми на субтропическое побережье Грузии, мы вернулись в Прагу.

Этот опыт имел интересное продолжение три года спустя, когда я стал сотрудником Университета Джона Хопкинса в Балтиморе, штат Мэриленд. Психиатрическая клиника Генри Фиппса, где я обучал студентов психотерапии, регулярно по средам проводила семинары и лекции с участием приглашенных преподавателей. Одним из гостей был доктор Исидор Цифферштайн, американский психиатр, уроженец Белоруссии. Благодаря тому, что он свободно говорил по-русски, он ежегодно посещал институт им. Бехтерева и участвовал в индивидуальных и групповых терапевтических занятиях, как и мы во время нашей поездки по СССР. Так как институт им. Бехтерева был единственным местом в Советском Союзе, в котором существовала школа психотерапии с определенным терапевтическим подходом, доктор Цифферштайн вскоре стал официальным экспертом США по советской психотерапии. Он путешествовал по стране, читал лекции и писал статьи по этой тематике.

Его визит в клинику Генри Фиппса был одним из пунктов программы его лекционного тура. Как обычно, после описания работы профессора ленинградской школы Мясищева доктор Цифферштайн поделился с нами наблюдением, которое его самого весьма озадачило. По его словам, он ездил в институт им. Бехтерева каждый год вот уже в течение нескольких лет. Но во время последнего визита он стал свидетелем новых удивительных событий. Радикально изменилась интеллектуальная атмосфера института. Во время его предыдущих визитов большинство дискуссий с сотрудниками института вращалось вокруг имени