Сроки поджимали, а тут, как на грех, в персональный компьютер Дарьи пробрался вирус, уничтоживший написанную, но не отпринтованную статью. Вместо стройных строк на мониторе отражалось какое-то безобразие из скачущих, точно блохи, символов и столбиков цифр. Обложив компьютер последними словами, Дарья отправилась в редакцию восстанавливать по памяти и черновым записям, находившимся в ящике ее стола, утраченную статью.

Трудоголик по натуре, она припозднилась, увлекшись переработкой материала. Мальчик-курьер принес ужин, купленный в «Русском бистро», завершив этим поручением рабочий день. Редакция опустела. Смолк стрекот печатных машинок. Погасли мониторы. Остановились вентиляторы. Пожилые уборщицы, вооружившись швабрами и ведрами, наводили чистоту, опорожняя мусорные корзины, пепельницы, подбирая клочки бумаг с уже вчерашними новостями.

– Баба Валя… – Угланова, шлифующая предпоследний абзац статьи, позвала рьяно трущую пол старушенцию в синем халате.

Отставив инструмент, уборщица вытерла руки подолом линялой спецодежды и подошла к столу.

– Чего, Дашка, нада? – с напускной сердитостью спросила бабка, знавшая всех сотрудников редакции поименно. – А накурила! Батюшки! Даш, ты молодая девка, будешь столько смолить – вывеска пожелтеет. Кавалеры любят румяных. – Словоохотливая старушка, настроившись на беседу о вреде курения, принялась развивать тему: – Я на пигалиц нынешних погляжу, аж сердце заходится. Ноздрями дым пускают, и зубы ровно у лошадей – коричневые! Срамотища… После войны бабы так не курили, а жизня-то была похудшей нонешней.

– Баба Валя, ты тапочки вьетнамские носишь? – Тонкие пальцы журналистки бегали по клавиатуре редакционного компьютера, набирая чистовой вариант текста.

– Какие такие тапочки? – нахохлилась старушка, заподозрив в вопросе скрытый подвох. – Рановато мне белую обувку примерять. Я еще молодуха хоть куда… – Подбоченясь, она топнула ногой, доказывая свою превосходную физическую форму.

Отведя от монитора уставшие глаза, Дарья засмеялась над превратно истолкованными словами:

– Не кипятись, Валентина. Ты еще на шпильках по Тверской цокать можешь…

Сморщенное, точно печеное яблоко, лицо старушки разгладилось от морщин.

– Я статью о толкучках вьетнамских кропаю. Интересуюсь мнением потребителя, – втолковывала Угланова причину своего отнюдь не праздного любопытства. – Ворчит народ, что товар у них неноский, трещит по швам, расползается после первой стирки. Подошвы у обуви отваливаются. Ноют, а на базарах свои кровные рубчики отстегивают за ерунду. Я, Валентина, тебя как эксперта спрашиваю: стоит или нет на толкучке у вьетнамцев покупать вещи?

Польщенная дипломатическим подходом, старушенция поправила выбившуюся из-под платка седую прядь. С апломбом заправского экономиста, анализирующего конъюнктуру мирового рынка, говорливая уборщица пустилась в пространные рассуждения:

– Пускай торгуют узкоглазенькие. Не воровством ведь занимаются. У них хоть какую-нибудь тряпку с пенсии купишь, а то и срам прикрыть было бы нечем. В магазинах голова кругом от цен идет, в глазах темнеет. У старьевщиков… этих самых… – старушка запнулась, вспоминая англоязычное словосочетание.

– Сэконд хэнд, – подсказала Дарья, перекачивая для страховки написанную статью на дискету.

– Во, правильно! У старьевщиков я вещички брезгую приобретать. Приятельница дурой меня обзывает. Говорит, оно хоть и ношеное, но из Европы. Качественное… Пыталась я вразумить, что неизвестно с кого те вещички сняты. Может, со спидоносца какого-нибудь забубенного.

Помолчав и сокрушенно качая головой, уборщица, подрабатывающая вечерами, несмотря на преклонный возраст, вдруг перейдя на шепот, спросила:

– Ты, Дарья, скажи мне честно: вьетнамцы собак едят?

– Национальное блюдо!

– А корейцы?

– Лопают и корейцы, и китайцы тузиков, – просветила Дарья старушку о кулинарных пристрастиях выходцев из Азии и задала встречный вопрос: – У тебя что, собачку стырили? Они по дворам дворняг не отлавливают. Мне доподлинно известно. Так что, баба Валя, не греши на китайцев, – журналистка сладко потянулась, заложив руки за голову.

Крутанувшись на подвижном кресле с колесиками, Дарья выехала из-за компьютерной стойки в просвет между столами.

– Алес капут, Валентина. Поеду дрыхнуть… – голосом бедовой девахи произнесла Дарья, присовокупив строку из романса подворотен: – «А дома ждет холодная постель…» Что с собачкой случилось? Навести справки у «желтков»?

Подслеповатые глазки старушенции, спрятанные под складками век, плутовски забегали:

– Сведи меня с вьетнамцами. Познакомь, Дарьюшка! Я им такую гору мяса укажу! Неделю пировать будут. Обтрескаются! – затараторила бабка. – Сосед мой псину выгуливает. Не собака – теленок! Набегается по двору зверюга, а под дверь мне норовит нагадить. Весь коврик обдундил, и нигде управы не найти. Заикнулась соседу, чтобы не спускал кобеля с поводка, так он как гаркнет: «У тебя самой, божий одуванчик, недержание мочи, а собака ни при чем». – Старуха всхлипнула и выдавила неубедительную слезу. Та повисла на кончике носа, выдававшего приверженность бабы Вали к горячительным напиткам.