И тогда интеллектуальная элита России разделилась на две категории. Одни ученые хотели работать так же, как и ранее – проводить эксперименты, исследовать, внедрять в практику свои разработки, публиковаться, «удовлетворять личное любопытство за государственный счет», как шутили еще в советские времена. Другие же принялись спешно учиться продавать эти самые новые технологии, разработки и прочее. Это были менеджеры от науки, хорошо знающие достижения страны в этой области, смело бросившиеся в рынок, так откровенно презираемый их коллегами из первого круга.

Антона тянуло и к первым и ко вторым. Как человек молодой он рвался на большую арену, на простор мирового сообщества, а как въедливый и азартный исследователь не мог и не хотел покидать свой узкий и кастовый мирок. Поэтому он мечтал совместить оба направления – старое и новое. Его стремление одобрял и сам Лаптев. И из Антона на самом деле со временем должен был выйти отличный ученый нового поколения – менеджер и исследователь в одном лице.

Отдел, которым в то время руководил Антон, заключил несколько крупных договоров. Появились первые, весьма большие по тогдашним меркам деньги. И их можно было смело тратить на оборудование, на заработную плату персоналу, на продолжение исследований. Антон, с головой уйдя в работу, радовался новым возможностям.

Как ни старался он проводить дома побольше времени, у него это получалось катастрофически плохо. Новый график не позволял ему расслабиться ни на минуту. Это были горячие деньки, страна перестраивалась, делались заготовки на будущее, и для семьи молодой ученый неизбежно превращался в воскресного папу. Многие его друзья и коллеги жили в таком же режиме, но у них были сильные тылы – нормальные жены, родители, помогавшие обеспечивать будущее семейное благополучие.

На Светлану же опереться было невозможно. Наоборот, она постоянно создавала Антону все новые и новые проблемы. Молодая, красивая женщина без конца жаловалась, упрекала его в том, что он не ходит с ней на концерты и не читает модных книжек, не принимает участия в ее светской жизни, не украшает ее существования… Иногда Антон с грустной усмешкой вспоминал фразу из прочитанного когда-то французского романа: «Жена вошла в семейную жизнь, как в кондитерскую, а меня представляла этаким кондитером, главная задача которого – усластить и украсить ее жизнь…» Светлана оказалась из разряда именно таких жен. Для нее муж, по сути дела, никогда не был авторитетом, а теперь, занятый непонятными для нее исследованиями, какими-то учеными советами и партнерами, он потерял в ее глазах остатки привлекательности.

Как мужчина Антон перестал ей нравиться сразу после рождения сына. Она связывала все изменения в организме, вызванные материнством, только с тем, что она позволила Антону любить себя, вышла замуж по ошибке, «из жалости», как она это называла. Вбив в голову, что спать с таким мужем для нее «одни убытки», Светлана сама убивала в себе остатки слабого влечения к Антону. «Пусть радуется, что выносила и родила ему его ненаглядного сына, – говорила она подругам. – Кому сейчас нужны такие, как он? Ограниченный человек, фанатик, трудоголик, сошедший с ума от своей науки… Да разве это муж?!»

Костик продолжал исправно ходить в детский сад, к счастью, болел очень редко и требовал все меньше внимания. Поэтому целыми днями Светлана принадлежала себе. Постепенно она нашла для себя новую компанию, которую составляли жены «людей с деньгами». Она могла познакомиться с будущей приятельницей у парикмахера, у косметолога или у маникюрши. Потом созвониться с ней, договориться о встрече и вместе отправиться в дорогую сауну, солярий или на какой-нибудь шейпинг в воде… Мест, в которых можно было с шиком потратить деньги и с удовольствием провести время, в Москве становилось все больше и больше. Светлана даже подумывала, не перевести ли ей Костика в пятидневный детский сад, чтобы стать еще свободней, но только там надо было платить гораздо больше, и она передумала.

В конце концов Светлана научилась требовать от мужа только одного, но зато все активнее и настойчивее, – денег. Да, денег: чем больше, тем лучше. На разрыв она не шла, поставив перед собой цель – соблюдать дипломатические отношения с Антоном, рассматривать мужа как человека, который может создать ей комфортные условия для беззаботной жизни. Но ее натура не могла выдержать даже таких, хотя и не обременительных для нее, но зато ненужных ей отношений. И Светлана устраивала скандалы – все чаще, все беззастенчивей. Она срывалась; скрытая неудовлетворенность и отсутствие любви подтачивали ее характер и нервы. Все, что бы ни сделал и ни сказал Антон, было заведомо не так. А он, заметив ее алчность и умение проматывать без остатка все деньги, что попадали ей в руки, начал разумно ограничивать жену в средствах.

Однажды, приведя утром сына в детский сад, Антон натолкнулся не на воспитательницу, которая в последнее время была с ним крайне суха, а на заведующую. И та с жаром выговорила ему, как возмущен весь персонал такими родителями, как Житкевичи. Им жалко мальчика, который страдает от необязательности родных, каждый раз переживает, когда мать забывает забрать его вовремя и воспитателям приходится вести его домой, поскольку садик уже запирают на ночь… «Раньше ваша жена хотя бы извинялась, когда находила малыша у моих сотрудников, а теперь, кажется, считает это в порядке вещей», – сурово отчитывала Антона пожилая женщина. А потом, помявшись, добавила, что еще ей кажется, что родители излишне суровы к ребенку: он нередко приходит в садик с синяками на спине, и это явно следы побоев.

Антон был потрясен услышанным. Он тоже видел однажды синяк у Костика, но Светлана объяснила ему, что малыш упал на детской площадке, где она каждый день с ним обязательно гуляет… Постаравшись не выдать своих чувств, Житкевич извинился перед заведующей и сослался на перегруженность, командировки и болезнь жены, пообещав тем не менее, что подобного больше не повторится.

Вечером Антон поговорил с женой и еще раз убедился в ее безразличии к собственному ребенку. «Да, – лениво и недовольно говорила Светлана, – пару раз я не могла забрать Костика вовремя и попросила посидеть с ним, причем не каких-нибудь чужих людей, а знакомых ему воспитателей. Я им потом заплатила, они остались очень довольны. А если бы и не заплатила… Подумаешь, делов-то! Ничего с ними не сделается, если и посидят с ребенком лишние полчаса».