— Кто бы говорил! — прошептал Томпкинс, у которого, в отличие от остальных, была на плечах голова, а не кочан капусты. — Чего ж ты тогда полез на рожон?

— Заруби себе на носу, Томпкинс, — вмазал я ему, хотя и чисто словесно, — никто не имеет права диктовать Джону Сильверу, что ему делать, а что нет.

— Да я ничего плохого не хотел сказать, — торопливо пробормотал Томпкинс.

— Я тоже так думаю.

Я переменил тон на дружелюбно-вкрадчивый.

— Неужели вы бы сидели тут на коленках и рассуждали о бунте, если б я не переступил эту черту? Неужели вы считаете меня сумасшедшим, который пойдёт на такое за здорово живёшь?

— Во даёт! — аж присвистнул Лейси.

— Но я ошибся, — продолжал я. — Я думал, среди вас найдутся храбрые парни. И напоролся на одних трусов. Ни одна собака не пошевелила пальцем, когда я выступил против Баттеруорта. А теперь вы приходите ко мне и говорите: давай бунтовать. Давайте, отвечаю я. Только на этот раз вы будете меня слушаться, ясно? Для начала вам нужно переманить на свою сторону побольше надёжных ребят.

— Как их отличить? — спросил Томпкинс, у которого, повторяю была голова на плечах.

— Спросите, верят ли они в Бога. Конечно, не заикаясь о мятеже. Об этом речь будет после.

— Да кто же из бывалых матросов верит в Бога?! — презрительно бросил Томпкинс.

— Велите им поклясться на Библии, — сказал я. — Пускай поклянутся на Библии, что они не верят в Бога, и вы увидите, что многие задуют в другую дуду. Я своими глазами видел, как старые морские волки, которые били той же Библией по башке всякого попадавшегося им под руку проповедника, когда их сильно прижимало, падали ниц и молились о спасении своей жизни.

Трое товарищей с опаской переглянулись, явно спрашивая себя, решились бы они сами поклясться на Священном Писании, что не верят в Бога.

— Итак, — продолжил я, — вы соберёте побольше сторонников и будете наготове. Все должны дать клятву на Библии и подписать круговую грамоту.

— А это ещё что? — наивно осведомился Лейси.

— Можно подумать, что вы, чёрт возьми, первый раз вышли в море! — возмутился я. — И такие сосунки смеют втягивать меня в серьёзное дело.

— Спокойно, Джон! — сказал Томпкинс. — Возможно, мы знаем и меньше тебя, но, если что, с нами шутки плохи.

— Молодец, Томпкинс! Лучшего ответа я и не ожидал от тебя.

В его глазах засветилась гордость.

— Круговая грамота, — доброжелательно пояснил я, — не что иное, как мера предосторожности. С одной стороны, её обязаны подписать все, кто хочет участвовать в мятеже, чтобы они не могли умыть руки, когда начнётся заваруха. С другой стороны, эта бумага, ежели она попадёт в чужие руки, ведёт прямиком к виселице. Но, поскольку зачинщиками всегда считают тех, кто подписался первым, вы поставите свои подписи по кругу и определить первого станет невозможно.

— Во даёт! — ещё раз вырвалось у Лейси.

— Хитро придумано, верно? А теперь принимайтесь за дело! Через несколько дней я встану на ноги и тогда уже кому-то другому достанется на орехи.

Вот, значит, как складываются обстоятельства, подумал я, оставшись один. Вместо тихого и спокойного плавания к новой жизни в Вест-Индии я оказываюсь втянут в очередной бунт. Но теперь я хотя бы отдавал себе отчёт в своих действиях. Я, например, решил не вылезать на палубу, пока заговорщики не составят круговую грамоту и все её не подпишут. Ни к чему рисковать своей новенькой, ещё такой нежной на спине, шкурой — во всяком случае, пока я не разберусь, куда дует ветер.

Когда спустя несколько дней Скьюдамор объявил меня выздоровевшим и я, на дрожащих ногах и щурясь от яркого солнца, ступил на палубу, судно показалось мне совершенно неузнаваемым. Белую черту заменили два крепких забора. Они пересекали пополам палубу и продолжались примерно на сажень вдоль борта, чтобы ни у кого из негров не возникло поползновения прошмыгнуть в этих местах. На корме частокол был пробуравлен для двух пушек, а на юте стояло ещё три орудия, меньшего калибра, под картечь, которые были нацелены на размещавшийся между заборами прогулочный дворик для невольников.

К моему удивлению, команда натягивала вдоль бортов птичьи сети, которые обычно использовались на военных судах в бою: их набивали одеялами и прочими мягкими вещами, чтобы они защищали моряков от разлетающейся щепы. Для чего они нам? Может, ещё одна военная хитрость Баттеруорта?

— Мы что, собираемся воевать? — спросил я опиравшегося на поручни Скьюдамора.

— Да это Сильвер собственной персоной! — радостно воскликнул он. — Приятно видеть тебя снова на ногах.

— Так зачем сети?