Марго всей кожей ощущала сочувственные, слегка отчужденные и холодноватые взгляды недавних товарищей. Что бы они ни чувствовали в тот момент, никто не нашел в себе достаточно смелости, чтобы поднять голос в ее защиту. А ей и не нужна защита, не нужно сочувствие. Она опять начнет все сначала. Не в первый раз. И сил у нее хватит.

Домой, домой, скорее. Там Володя, там чисто и светло и нет места малодушию и предательству. Марго влетела в парадное и, нащупав в кармане ключ, закопошилась у двери. От пережитого волнения руки противно дрожали. Ключ никак не хотел попадать в замок.

Впопыхах она не заметила, как хлопнула вторично парадная дверь, не услышала приглушенные шаги по лестнице. Внезапно чья-то рука обхватила ее сзади за горло, широкая ладонь плотно зажала рот. Марго отчаянно забилась, пытаясь вырваться, но державший ее лишь усилил хватку. Что-то влажное облепило ей лицо, сладковатый тошнотворный запах забил ноздри. Перед глазами поплыло, извиваясь, черное, страшное. Все тело обмякло, темнота окутала ее.

— Владимир Николаевич, Дмитрий Антипович просил вас зайти.

Басаргин удивленно вскинул брови. Митя? Вот не во время. Рабочий день уже закончился, и он торопился домой к Марго. Он уже прочел несколько статей о показе одежды в «Метрополе» и понимал, что должен сейчас быть рядом с ней. Бедная, бедная девочка! Такая чудовищная нелепость.

— Владимир Николаевич, вы идете?

Молоденькая секретарша нетерпеливо топталась в дверях. Видно, тоже спит и видит скорее домой попасть. В сереньком невзрачном костюмчике она напоминала маленькую незаметную мышку. А ведь хорошенькая могла бы быть, если приодеть со вкусом, подумал Басаргин, глядя на ее личико с тонкой светлой кожей и маленьким вздернутым носиком.

— Иду, иду, конечно.

Дмитрий Антипович Ерофеев сидел в своем кабинете за большим столом, читал газету и курил. Волны сизого дыма плавали по кабинету, не давая толком разглядеть лицо его хозяина. За последние годы он успел обзавестись очками и заметно оплыл, видимо, от сидячего образа жизни. «А ведь он на несколько лет моложе меня», — подумал Басаргин. Сейчас вряд ли кто узнал бы в нем того шалопутного мальчика Митьку, который вырос у них на заднем дворе.

Басаргин взглянул на переполненную пепельницу и поморщился:

— Все курите?

— Курю, курю, Володя. Уже и самому не в радость, а никак бросить не могу. Вы садитесь, в ногах правды нет. Чаю?

— Нет, спасибо. Жена дома ждет с ужином.

Они давно уже в приватных беседах отказались от отчеств и звали друг друга по имени. Митя спотыкался поначалу, но потом привык, не без удовольствия для себя.

— Жена — это хорошо. Я вот только все никак не женюсь.

— Что так? Пора бы вроде.

— Давно пора. Отец совсем заел. Помру, говорит, а так внучат не понянчу.

— Рано ему еще о смерти думать.

— Да, старик у меня крепкий. Хитрит, я думаю. Хочет меня таким Макаром к жене под крылышко спроворить. А какая тут жена при такой-то работе? Я только что не сплю здесь. Какая выдержит? Может, ваша?

При упоминании Марго лицо Басаргина осветилось такой ошалелой мальчишеской улыбкой, что Ерофеев только крякнул.

— Она-то выдержит. Что угодно. Другой вопрос, выдержу ли я.

— Нда-а-а, жены, жены… — задумчиво протянул Ерофеев. — Вы, между прочим, через свою в газеты попали.

Басаргин уже успел заметить, что газета, которую только что читал Ерофеев, была открыта на странице со статьей о показе моделей Пановой, где было напечатано несколько блеклых фотографий, в частности та, где он, закрывая грудью Марго, пробирается сквозь толпу. Как ни странно, но его, хоть и с трудом, можно было узнать.

— Непонятная вышла история, — сказал, смущаясь, Басаргин. — Она только демонстрировала чужой костюм, вроде вешалки для одежды, а пишут…

— На то они и журналисты, чтобы писать, — резонно заметил Ерофеев. — А про жену вы зря так. Очень красивая женщина.

Басаргин покраснел. Ему вдруг мерзко стало от своих нелепых объяснений и от самой необходимости их давать. В конце концов, это его личное дело и никого, кроме него, не касается. Он вскинул голову и столкнулся с пристальным, испытующим взглядом Ерофеева. Впрочем, в нем не было и тени насмешки, и Басаргин сразу остыл.

— Я, собственно, к чему веду. Памятуя о нашей маленькой хитрости, вам бы не следовало привлекать к себе ненужного внимания.

Басаргин сразу понял, на что тот намекает. На некоторое изменение его, Басаргина, социального статуса при заполнении анкеты о приеме на работу.