Шрифт:
В комнате зазвонил телефон. Дежурный взял трубку. Лицо его постепенно менялось: из добродушного и веселого становилось хмурым и озабоченным.
– Товарищ командир, – сообщил он Покрышеву, – «пешки» летят на задание. Командир полка приказал их сопровождать.
Над аэродромом послышался ровный мощный гул моторов. Появилась пятерка «Пе-2».
– Пошли, Чубук! – Покрышев встал и быстро на правился к двери. – Отдохнем потом.
На прикрытие «пешек» вылетели три пары: Покрышев с Чубуковым, Горбачевский с Девятко и Чирков со своим ведомым. На всем пути их сопровождали облачка разрывов: вражеские зенитки вели бешеный огонь.
Проходили южнее Шлиссельбурга. В этом районе развертывался воздушный бой, который как магнит притягивал к себе всё новые группы самолетов. Из образованного десятками самолетов огромного клубка то дело вываливались горящие машины. К земле плыли белые купола парашютов.
Ведущий «пешек» стороной обошел этот район, Глядя на огромное воздушное сражение, Покрышев пожалел, что он не там. Ему больше была по душе роль воздушного бойца, чем воздушного часового. Но он воин и должен выполнять то, что поручено.
Подумал и о другом: «Может быть, бой привлечет к себе всё внимание и все силы немцев? Тогда наши «ПЕ-2» отбомбятся беспрепятственно…»
Расчеты эти не оправдались. Когда «пешки-» вышли на цель, появились «мессершмитты». Труднее всех пришлось паре Горбачевского, которая шла сзади. В короткой схватке немцы зажгли истребитель Девятко.
«Мессершмитты» ушли в сторону и стали кружить, выжидая удобный момент для атаки. Они воспользовались некоторой несогласованностью «ПЕ-2», которые при выходе из пикирования после бомбежки растянулись. Одна «пешка» стала их жертвой.
Бомбардировщики всё-таки выполнили задание и повернули домой. «Надо прикрыть их отход», – подумал Покрышев. Поискав глазами Чиркова, он передал по радио:– Сокол-54! Я – Сокол-52! Прикрывайте бомбардировщики до базы тройкой. Я свяжу истребители боем.
– Я-Сокол-54! – раздалось в наушниках.– Вас понял.
Четыре, шесть, восемь… Покрышев насчитал двадцать самолетов. Два против двадцати! Но он смело бросился в бой.
Главное – высота. Два наших истребителя стремительно пошли вверх. Немцы приближались и тоже набирали высоту. Три тысячи… три пятьсот… четыре тысячи метров.
Оглянувшись, Покрышев увидел, что Чубуков точно следует за ним. Хорошо! Тогда можно начинать. И он перевел свой самолет из вертикального в горизонтальный полет.
В прицеле заметался ведущий вражеской группы. Казалось, не фашистский «мессершмитт» мелькал в перекрестье прицела, а паук-крестовик, рассвирепевший оттого, что его потревожили, бегал по паутине. Когда паук оказался в самой середине прицела, Покрышев энергично нажал на гашетку. Длинная огненная струя уткнулась в бензобак «мессершмитта». Неестественно клюнув носом, в клубах черного дыма, истребитель штопором пошел вниз. Вслед за ним полетел к земле другой самолет, сбитый ведомым.
– Молодец, Чубук! Так их, гадов!
Вражеские истребители остервенело атаковывали советскую пару. Огненные трассы стремительно чертили небо. И, чтобы не напороться на них, Покрышев то и дело круто разворачивал машину. Промедли, замешкайся на какое-то мгновенье – и враг моментально использует оплошность…
С каждым маневром немцы всё больше оттирали Покрышева от Чубукова. А Петр прекрасно понимал, что значит вести бой без ведомого: в девяносто девяти случаях из ста он заканчивается поражением…
И Покрышев предпринял попытку соединиться со своим ведомым.– Сокол-5! Сокол-5! Я – Сокол-52! – передал он Чубукову. – Применяем «ножницы».
Уже однажды Покрышев применил этот тактический метод ведения боя – и очень успешно. Заключался он в том, что с разных сторон истребители шли навстречу друг другу и выбивали огнем прицепившиеся в «хвосте» вражеские самолеты. И так повторялось несколько раз.
«Ножницы» явились единственно верным решением, возможным в данной обстановке. Такой прием вызвал растерянность у немцев. Восемнадцать истребителей никак не могли справиться с двумя, навязать им свою тактику боя. Прошло еще минут пять, прежде чем они наконец разбились на группы. Одна устремилась к Покрышеву, другая – к Чубукову. Бой разделился на два очага. Теперь Покрышев еле успевал увертываться от атак фашистских стервятников. От ударов снарядов несколько раз вздрагивал истребитель. И всё же летчик использовал малейшую возможность, чтобы дать очередь по вражеским самолетам. Рухнул вниз, объятый пламенем, еще один «мессершмитт».
Однако с каждой минутой вести бой было всё труднее. Сколько еще времени предстоит держаться? «Пешки» уже скрылись из виду. Они, наверное, где-то на подходе к дому. Теперь можно выходить из боя. Но где же Чубуков?..
Покрышев остался один. Надо сию же минуту уходить. Но как? Он вспомнил солнечный летний день 1938 года, – тот день, когда испытывал новый пулемет, – и свое пикирование. Тогда это было неосознанным проявлением его молодого темперамента, теперь же стало единственным выходом из трудного положения.