Наверху Мередит локтем аккуратно включила свет. Затем они нашла вторую дверь слева, за которой находилась пожилая леди, более похожая на куклу. Она находилась в самом центре комнаты, лежа точно по центру хлопчатобумажного матраса на кровати. Когда они вошли, она села и улыбнулась. Улыбка осветила её морщинистое лицо и превратила в почти детсткое счастливое личико.

– Мигуми-чан, Бенико-чан, вы прибыли, чтобы увидеть меня!
– воскликнула она, кланяясь в сидячем положении.

– Да, - медленно произнесла Мередит. Она опустила поднос возле пожилой леди.

– Мы пришли, чтобы увидеть вас, госпожа Сэтоу.

– Не играйте со мной! Это - Инари-чан! Вы действительно считаете меня безумной?

– Все эти чаны. Я думала, «чан» - китайское имя. Разве Изабель не из Китая?
– прошептала Бонни за спиной Мередит.

Но они не учли одной вещи: похожая на куклу старуха вовсе не была глухой. Она громко засмеялась, подняв обе руки и прикрыв ими рот, словно застенчивая девчушка.
– О, не дразните меня, прежде, чем я поем. Itadakimasu!
– она взяла с подноса тарелку с супом мисо и стала пить его.

– Я думаю, чан - это что-то вроде приставки, которую помещают в конце имени человека, которого считают другом, вроде того, как Джимми говорит - Иса-чан, - громко сказала Мередит. А «Йета-даки-масс-су» - что-то вроде того, что говорят, когда начинают есть. Это всё, что я пока понимаю.

Какая-то часть ума Бонни отметила, что у друзей бабушки Сэтоу совершенно случайно были имена, начинающиеся на М и Б. Другая часть вычисляла, где находится эта комната по отношению к комнатам ниже, и, в частности, к комнате Изабель.

Она была прямо над ней.

Крошечная старуха прекратила есть и пристально наблюдала за ней.

– Нет, нет, вы не Бенико-чан и не Мигуми-чан. Я знаю об этом. Но они действительно посещают меня иногда, и так же делает мой дорогой Нобухиро. Происходят и другие вещи, неприятные вещи, но я была воспитана святой девой - я знаю, как позаботиться о них.
– беглый взгляд удовлетворения от понимания мелькнул на невинном старом лице.
– Этот дом захвачен, и вы знаете это.

– Kore ni wa kitsune ga karande isou da ne.
– добавила она в конце.

– Прошу прощения, госпожа Сэтоу, что вы только что сказали?
– спросила Мередит.

– Я сказала, что есть китсун, и он участвует в этом, так или иначе.

– «Кит-сун»?
– насмешливо переспросила Мередит.

– Лиса, глупая девочка, - бодро ответила старуха.
– Они ведь могут превратится во что угодно, во что пожелают, знаете? Даже в людей. Да ведь можно превратиться и в тебя, моя дорогая, и даже твой лучший друг не почувствует разницы.

– Итак, значит это своего рода лиса?
– спросила Мередит, но бабушка Сэтоу начала раскачиваться назад и вперед и ее пристальный взгляд остановился на стене позади Бонни.

– Мы имели обыкновение играть в игру «Круг», - сказала она.
– Все сидят по кругу, а один - в центре, слепой. И мы спели бы песню. «Ushiro no shounen daare?» - «Кто поддержит тебя?» Я преподавала это своим детям, но я сочинила также и небольшую песню на английском языке.

И она запела, сначала очень старым, но затем внезапно помолодевшим голосом, невинно уставившись на Бонни.

– Лиса с черепахой

Устроили гонку.

Кто окажется прямо позади?

Кто бы это ни был,

Он займет второе место!

Кто окажется прямо позади?

Он приготовит вкусное блюдо

Для победителя!

Кто это находится прямо позади?

Прекрасный черепаший суп

На обед!

Кому верней остаться прямо позади?

Бонни вдруг почувствовала горячее дыхание на своей шее. Задыхаясь, она обернулась — и закричала. Она вопила.

Изабель была здесь. Её кровь капала на циновки, покрывающие пол. Ей так или иначе удалось прикончить Джима и протащиться наверх, в тусклую комнату. Никто не заметил и не услышал её. И теперь она стояла здесь, словно некая богиня пирсинга, или отвратительное воплощение всех кошмаров каждого мастера пирсинга. На ней было одето только бикини. За исключением этого она была абсолютно голой, если не считать крови и разнообразных гвоздей и иголок, которыми она проколола кожу. Как поняла Бонни, она проколола себе все места, которые только можно было проколоть, и некоторые, о которых Бонни и не подозревала. Каждая рана была выгнута и кровоточила.

Её дыхание было теплым и зловонным, подобно тошнотворному запаху тухлых яиц.

Изабель прищелкнула своим розовым языком. Его она не проткнула. Она сделала хуже. Каким-то странным инструментом она разрезала свой язык на две части, и придала ему форму змеиного.

И этот разветвленный розовый язык облизал лоб Бонни.

Бонни упала в обморок.

Мэтт медленно вел машину вниз, в почти невидимый переулок. Не было ни одного уличного знака, чтобы понять, где они, заметил он. Они преодолели небольшой холм, и затем поехали вниз, к реке, к небольшому прояснению в сплошной листве.