Шрифт:
– Как?! – воскликнул Кари.
– Очень просто, – спокойно, даже чересчур спокойно продолжал скальд. – Представь себе… Но нет, я не хочу портить тебе настроение. Не желаю! Может, боги распорядятся иначе. Есть на свете Один, и он многое может изменить в человеческой судьбе.
– Ты истинно веришь в богов? – спросил Кари. – Помнится, ты однажды усомнился в их существовании…
– Когда это было? – насторожился скальд.
– У этого самого очага. После неудачной охоты.
Скальд улыбнулся:
– После неудачной?.. Это бывает…
– Ну, а сейчас?
– Мы когда-нибудь поговорим об этом… – уклонился скальд. – Повторяю: боги могут распорядиться нашей судьбой по-своему… И тогда – при особых обстоятельствах – я могу оказаться неправым. И ты сможешь обвинить меня в обмане.
– Никогда! – пылко воскликнул Кари.
– Не торопись! У меня перед тобою еще одно преимущество, которое заключается в том, что я тороплюсь меньше тебя.
– Это хорошо?
– И да, и нет.
В словах скальда было так много неопределенного, этого самого «и да, и нет», что Кари так и не смог уяснить, куда же, к чему же все-таки клонит скальд и почему почти все его ответы содержат оговорки?
– Почему? – удивился скальд. – Ты этого еще не уразумел? Но ведь это же главное! Весь разговор наш именно об этом самом главном!
Кари подбросил дров в очаг.
– Мы с тобой, Кари, говорим о жизни. То есть о самом главном. А ведь она сложна. Очень сложна! И нельзя говорить о ней без оговорок. Это тебе не стрелу запускать в зайца! Да и при этом не всегда знаешь, попадешь в него или промахнешься. Я прожил полсотни зим. Как ты думаешь, смыслю я кое-что в этой самой жизни или нет?
– Наверное, – проговорил Кари.
– Ты мог бы сказать и тверже, увереннее… Впрочем, суть не в этом. Жизнь каждого из нас висит на волоске. Каждого из нас подстерегает смерть. Она, может, уже здесь, за дверью.
Кари оглянулся – живо, точно его окликнули. Никого за спиной! Коричневая тяжелая дверь, коричневые стены. Скальд продолжал:
– Ты не думай, что о ней размышляют многие. Напротив, многим кажется, что ее и вовсе нет в помине. Ты помнишь эту гнусную стычку на Форелевом ручье? Помнишь, как тонул в воде один из этих разбойников? А ведь они и не думали о смерти за ночь до этого! Не думали!
Скальд затрясся от злости. Но на кого же злился он? Может, на самого себя? Кари этого не уразумел.
– Знай же, Кари: самый большой враг твой – тебе подобный. В этом весь ужас! Правда, можно и утонуть, переходя через брод, можно выпасть за борт в морскую воду, захлебнуться в высокой волне. Можно замерзнуть в горах, погибнуть в схватке со зверем. Но нет страшнее зверя, чем злой человек.
Скальд уронил голову на грудь. Он дышал тяжело. Кари было страшно видеть этого человека в столь беспомощном состоянии. Может, глоток молока пойдет на пользу скальду?
– Нет, нет! – Он отстранил жбан. – Не это… Нужна справедливость, но где ее взять? – Тейт улыбнулся кривой улыбкой. – Все это, однако, слова. Нужен совет. Вот он: берегись негодяев! Постарайся поменьше таить обиду. Сделай себе верным помощником работу: она тебя отвлечет от дурных помыслов, она поможет тебе найти свою дорогу в жизни. И не связывайся с людьми богатыми, заносчивыми…
Засим последовало долгое молчание. И Кари задал вопрос, который не мог не задать. Он спросил:
– Я понял тебя, Тейт. Но это возможно?
– Что именно?
– Уберечься от всех этих… Ну, негодяев… Ну, заносчивых, богатых… – Кари все туже сжимал сплетенные пальцы рук.
Скальд был честен. Он сказал:
– Думаю, что нет.
И тут же сам себе задал вопрос: «Так в чем же цена всех моих наставлений?»
III
Дело шло к весне. Это чувствовалось во всем.
Журчание талой воды сливалось в большой говор, словно шумел голосами многолюдный великий тинг.
Снежные шапки на горах делались все меньше. Скоро многие вершины вовсе лишатся их.
За очагом повелись совсем другие разговоры: бесконечные зимние воспоминания о временах минувших, о великих берсерках и страшных лесных чудовищах уступили место ближайшим планам. Куда идти весной на рыбный промысел? Кого и когда навестить? Кто заявится в гости? Будет ли тинг и когда? И о чем пойдет разговор на тинге? Кого придется мирить? Кого придется изгонять за преступления?
Заговорили о прославленных силой и смелостью людях, уходивших в море. Одни из них возвращались, другие – исчезали бесследно, и только вспоминали о них родные да любящие девичьи сердца.