Клинтон Кодрингтон подхватил ее на руки.

– А вы, моя юная леди, наверняка отличаетесь самым непредвзятым мнением во всем Матабелеленде! – рассмеялся он.

Сердце Ральфа вдруг кольнула острая ревность: в этой семье царили любовь и глубокая привязанность, а он был здесь чужим. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного и даже не подозревал, что в его жизни чего-то не хватает.

Салина почувствовала, что Ральф расстроен, и взяла его за руку вместо Виктории.

– Пойдемте, – сказала она. – Мама ждет. А в нашей семье, как вы скоро поймете, Ральф, в таких случаях лучше поспешить.

Они пошли к церкви через засаженный овощами огород.

– Вы, случайно, не привезли никаких семян? – спросил Клинтон. Ральф покачал головой. – Впрочем, откуда вам было знать? – Клинтон с гордостью показал на плоды своих трудов. – Кукуруза, картофель, бобы и помидоры отлично здесь прижились.

– Урожай мы делим так: одну часть жучкам, две – павианам, три – бушбокам, а последнюю – папеньке, – поддразнила Кэти.

– Нельзя обижать Божьи твари! – Клинтон взъерошил темные волосы дочери.

Ральф с удивлением понял, что эти люди все время целуют и ласкают друг друга – он в жизни не видел ничего подобного.

В тенечке возле стены церкви терпеливо сидели на корточках туземцы – человек двадцать мужчин и женщин всех возрастов: от совершенно седого костлявого старика с глазами, затянутыми молочно-белой пленкой тропической офтальмии, до новорожденного младенца, которого мать прижимала к набухшим от молока грудям, а он истошно вопил от невыносимых колик дизентерии.

Кэтрин привязала Тома возле дверей, и все семейство гуськом вошло в прохладный зал, огражденный от жары снаружи травяной крышей и толстыми глиняными стенами. В церкви пахло самодельным мылом и йодом. Грубо сделанные деревянные скамьи отодвинули в сторону, чтобы освободить место для операционного стола.

За столом работала девушка: она как раз завязала последний узел на повязке и отпустила полуобнаженного пациента, хлопнув его по плечу на прощание. Увидев вошедших, она пошла им навстречу, вытирая руки потрепанной, но чистой тряпицей.

Ральф принял девушку за близнеца Кэти: такая же худенькая, с плоской грудью, хотя и немного выше ростом. Те же каштановые волосы – правда, с русыми прядями; такая же гладкая кожа, выдающиеся вперед нос и подбородок.

Когда девушка подошла поближе, Ральф понял, что ошибся: она наверняка старше Кэти, пожалуй, даже старше Салины, хотя и ненамного.

– Здравствуй, Ральф, – сказала девушка. – Я твоя тетя Робин.

От изумления Ральф чуть снова не помянул Господа, но, чувствуя руку Салины в своей ладони, сдержался.

– Вы так молоды!

– Спасибо! – засмеялась она. – Ты говоришь комплименты куда лучше, чем твой отец!

Робин не сделала попытки поцеловать его, а сразу повернулась к близнецам:

– Так! К вечерне перепишете десять страниц прописей – и чтобы без единой кляксы!

– Ну, мама! Ведь Ральф…

– Две недели я только и слышу про Ральфа! Идите, не то ужинать будете на кухне.

Потом она обратилась к Кэти:

– Ты закончила гладить белье?

– Еще нет, мама. – Кэти последовала за близнецами.

– Салина, ты сегодня печешь хлеб.

– Да, мама.

Они остались втроем в маленькой церкви. Робин окинула племянника профессиональным взглядом.

– Ну что же, сын похож на отца, – наконец высказала она свое мнение. – Впрочем, ничего другого я от Зуги не ожидала.

– Откуда вы знаете о моем приезде? – Ральф задал вопрос, который мучил его с момента встречи с Салиной.

– Дедушка Моффат послал гонца, когда ты вышел из Курумана, потом индуна Ганданг прошел здесь две недели назад, направляясь в крааль Лобенгулы. С ним был его старший сын, а мать Базо – моя старая подруга.

– Понятно.

– В Матабелеленде и шагу нельзя ступить, чтобы об этом все не узнали, – объяснил Клинтон.

– Ральф, как поживает отец? Я ужасно расстроилась, услышав о смерти Алетты. Твоя мать была чудесной женщиной, очень доброй и милой. Я написала Зуге письмо, но он так и не ответил.

Робин, похоже, решила наверстать упущенное и задавала дотошные вопросы, стараясь за десять минут выведать обо всем, что произошло за десять лет. Клинтон извинился и оставил их наедине, вернувшись к работе на огороде.

Ральф послушно отвечал, одновременно присматриваясь к тетушке Робин. Первое впечатление оказалось неверным: несмотря на внешнюю молодость, она вовсе не ребенок. Теперь Ральф понял, как эта волевая женщина сумела достичь невозможного. Выдав себя за мужчину, она поступила в знаменитую лондонскую больницу, которая никогда бы не приняла на учебу женщину. Робин, переодевшись в мужской костюм, посещала занятия и в двадцать один год получила диплом врача. Когда обнаружилось, что женщина вторглась в область, принадлежавшую исключительно мужчинам, разразился скандал, который потряс всю Англию.