Таковы обстоятельства, заставившие ЦК партии отозвать Мдивани.

Мдивани изображает дело так, что, несмотря на его отзыв, все-таки он победил. Я не знаю, что назвать тогда поражением. Впрочем, известно, что блаженной памяти Дон-Кихот тоже считал себя победителем, когда его расшибло ветряными мельницами. Я думаю, что у некоторых товарищей, работающих на некотором куске советской территории, называемом Грузией, там, в верхнем этаже, невидимому, не все в порядке.

Перехожу к тов. Махарадзе. Он заявил здесь, что он — старый большевик в национальном вопросе, из школы Ленина. Это неверно, товарищи. В апреле 1917 года на конференции [72] я вместе с тов. Лениным вел борьбу против тов. Махарадзе. Он стоял тогда против самоопределения наций, против основы нашей программы, против права народов на самостоятельное государственное существование. Он стоял на этой точке зрения и боролся против партии. Потом он изменил свой взгляд (это, конечно, делает ему честь), но все-таки не нужно ему было бы этого забывать! Это уже не старый большевик по национальному вопросу, а более или менее молодой.

Тов. Махарадзе предъявил мне парламентский запрос о том, признаю ли я, или признает ли ЦК организацию грузинских коммунистов действительной организацией, которой надо доверять, и если признает, то соглашается ли ЦК, что эта организация имеет право ставить вопросы и предлагать свои предложения. Если все это признается, то считает ли ЦК, что режим, установившийся там, в Грузии, нестерпим?

Я отвечу на этот парламентский запрос.

Конечно, ЦК доверяет компартии Грузии, — кому же еще доверять?! Компартия Грузии представляет соки, лучшие элементы грузинского народа, без которых управлять Грузией нельзя. Но каждая организация состоит из большинства и меньшинства. У нас нет ни одной организации, где бы не было большинства и меньшинства. И практически мы видим, что ЦК компартии Грузии состоит из большинства, которое проводит линию партии, и из меньшинства, которое не всегда проводит эту линию. Речь идет, очевидно, о доверии организации в лице ее большинства.

Второй вопрос: имеют ли право национальные ЦК на инициативу, на постановку вопросов, имеют ли они право вносить предложения?

Само собой, имеют, — это ясно. Непонятно только, почему тов. Махарадзе не представил нам факты о том, что Центральному Комитету компартии Грузии не дают ставить вопросов, не дают вносить предложения и обсуждать их? Я таких фактов не знаю. Я думаю, что тов. Махарадзе представит ЦК такие материалы, если они вообще имеются у него.

Третий вопрос: можно ли допустить тот режим, который создался в Грузии?

К сожалению, вопрос не конкретизирован, — какой режим? Если речь идет о том режиме, при котором Советская власть Грузии стала вышибать в последнее время дворян из их гнезд, а также меньшевиков и контрреволюционеров, если речь идет об этом режиме, то этот режим не представляет, по-моему, чего-либо плохого. Это наш советский режим. Если речь идет о том, что Закавказский краевой комитет создал условия, невозможные для развития компартии Грузии, то я таких фактов не имею. Тот ЦК Грузии, который избран на последнем съезде компартии Грузии большинством 110 голосов против 18, этих вопросов перед нами не ставил. Он работает в полном контакте с Закавказским краевым комитетом нашей партии. Если есть маленькая группа, течение, словом, члены партии, которые недовольны партийным режимом, то необходимо соответствующие материалы представить в ЦК. Там, в Грузии, уже было две комиссии для проверки таких жалоб, одна — комиссия Дзержинского, другая — Каменева и Куйбышева. Можно третью создать, если это нужно.

Этим я кончаю первую часть моего заключительного слова по организационной практике ЦК за год.

Перехожу ко второй части, к организационным предложениям ЦК, внесенным на усмотрение съезда. Насколько я знаю, никто из ораторов не затрагивал с точки зрения критики ни одно из предложений, внесенных ЦК. Я это понимаю, как выражение полной солидарности с теми предложениями ЦК, которые мы внесли на ваше усмотрение. Тем не менее, я хотел бы помочь и внести ряд поправок. Я внесу эти поправки в ту секцию, которая, по идее ЦК, должна быть создана, в организационную секцию, в которой основная работа по партийной линии будет вестись тов. Молотовым, а по советской — тов. Дзержинским.

Первая поправка говорит о том, чтобы число кандидатов в ЦК с пяти человек было увеличено, по крайней мере, до 15.

Вторая поправка касается того, чтобы было обращено специальное внимание на укрепление и расширение органов учета и распределения как в верхах, так и в низах, ибо эти органы приобретают теперь колоссальное и первостепенное значение, ибо это наиболее реальное средство держать в руках партии все нити хозяйства и советского аппарата.

Третья поправка будет касаться того, чтобы съезд подтвердил предложение о создании школы уездных секретарей при ЦК, с тем, чтобы в конце года губкомы имели 200–300 секретарей уездного масштаба.

И четвертая поправка — о печати. Я ничего конкретного не имею внести по этой части, но я хотел бы обратить особое внимание съезда на то, чтобы печать была поднята на должную высоту. Она идет вперед, она далеко шагнула вперед, но не в такой степени, как это нужно. Печать должна расти не по дням, а по часам, — это самое острое и самое сильное оружие нашей партии.

В заключение несколько слов о настоящем съезде. Товарищи! Я должен сказать, что давно я не видал такого спаянного, одушевленного одной идеей съезда. Я жалею, что тут нет тов. Ленина. Если бы он был здесь, он бы мог сказать: “25 лет пестовал я партию и выпестовал ее, великую и сильную”. (Продолжительные аплодисменты.)

Двенадцатый съезд Российской коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1923.

Товарищи! Со времени Октябрьской революции мы третий раз обсуждаем национальный вопрос: первый раз — на VIII съезде, второй — на Х и третий — на XII. Не есть ли это признак того, что кое-что изменилось принципиально в наших взглядах на национальный вопрос? Нет, принципиальный взгляд на национальный вопрос остался тот же, что и до Октября и после. Но со времени Х съезда изменилась международная обстановка в смысле усиления удельного веса тех тяжелых резервов революции, какие ныне представляют страны Востока. Это — во-первых. Во-вторых, со времени Х съезда наша партия во внутреннем положении в связи с нэпом тоже имела некоторые изменения. Все эти новые факторы необходимо учесть, подвести им итог. В этом смысле и следует говорить о новой постановке национального вопроса на XII съезде.