Мартен тоже растрогался и несколько раз поцеловал ее в чепец. Оба мальчугана, сидевшие в очаге, заревели в один голос, услышав, как плачет мать, а самый маленький, на руках у младшей дочки Мартенов, завизжал пронзительно, как испорченная дудка.

Левек стоя ждал.

— Пойдем, — сказал он, — надо все устроить как полагается.

Мартен выпустил жену из объятий; заметив, что он смотрит на дочек, мать сказала им:

— Чего же вы? Поцелуйте отца.

Они подошли вместе, без единой слезинки, недоумевая и немного побаиваясь. Он чмокнул одну вслед за другой, в обе щеки, неумело, по-крестьянски. Малыш, увидев, что к нему приближается чужой человек, залился таким неистовым плачем, что его чуть не схватили судороги.

Затем мужчины вышли.

Когда они проходили мимо кабачка «Торговля», Левек спросил:

— А не выпить ли нам по стаканчику?

— Что ж, я не прочь, — согласился Мартен.

Они вошли, уселись в пустой еще комнате, и Левек закричал:

— Эй! Шико! Два стаканчика настойки, да покрепче: Мартен вернулся, прежний муж моей жены. Знаешь, Мартен с Двух сестер, который пропал.

Толстобрюхий, багровый, заплывший жиром кабатчик подошел, держа в одной руке три стакана, а в другой бутылку, и невозмутимо спросил:

— Смотри-ка! Ты вернулся, Мартен?

— Вернулся, — ответил Мартен.