— И нет лечения? Ничего не помогает? — удивился министр обороны.

— Ничего. И это страшно. Но есть новости и похуже.

Все затихли, страх исказил лица присутствующих. Разве может быть хуже?

— Мы сделали повторный ДНК-анализ самого последнего поколения яиц, собранных из тел погибших обезьян. У Химеры появился новый кластер генов, характерный для Ateles geoffroyi. Паукообразной обезьяны.

Президент побледнел. И посмотрел на Профитта.

— Я вас правильно понял?

— Поразительно, — сказал Профитт. — Проходя через нового «хозяина», организм дает новое поколение и, похоже, добавляет новую ДНК. Он обладает умением опережать нас на несколько шагов, потому что приобретает новые гены и способности, которых у него не было раньше.

— Как, черт возьми, он это делает? — поразился генерал Мори из Объединения начальников штабов. — Организм, добавляющий новые гены? Постоянно перестраивающий самого себя? Это невозможно.

— Это возможно, сэр, — возразил Роман. — В действительности подобный процесс происходит в природе. Бактерии часто делятся друг с другом генами, используя в качестве агентов вирусы. Так им удается быстро выработать устойчивость к антибиотикам. Они распространяют гены, отвечающие за сопротивляемость, добавляя новые участки ДНК к своим хромосомам. Как и все в природе, они используют любые средства для выживания. Для сохранения собственного вида. Этот организм занимается тем же самым. — Он прошел к столу, туда, где лежал увеличенный микроснимок. — На этой фотографии видны клетки, напоминающие крошечные гранулы. Это сгустки вирусов-помощников. Агентов, которые проникают в клетки «хозяина», атакуют ДНК и по возвращении в Химеру приносят с собой частички генетического материала. Добавляя новые гены, новое оружие в свой арсенал. — Роман посмотрел на президента. — Этот организм готов к тому, чтобы выжить в любой среде. Для этого ему нужно атаковать ДНК местной фауны.

Президент помрачнел еще больше.

— Значит, он продолжает меняться. Эволюционировать.

За столом началось беспокойное бормотание. Собравшиеся обменивались испуганными взглядами.

— А что там заразившийся врач? — поинтересовалась дама из Пентагона. — Тот, что на карантине высшей защиты во ВИМИИЗ? Он жив?

Роман замолчал, в его взгляде мелькнула боль.

— Доктор Хелсингер умер прошлой ночью. Я был свидетелем его конца, и это… ужасная смерть. У него начались такие сильные судороги, что мы побоялись сдерживать его — он мог бы повредить чей-нибудь скафандр и заразить кого-нибудь еще. Таких приступов я еще не видел. Казалось, нейроны в его мозгу решили устроить электрическую бурю. Он сломал поручни кровати. Взял и выломал их из корпуса. Скатился с матраса и начал… начал биться головой об пол. Так сильно, что мы… — Роман с трудом сглотнул. — Мы слышали, как треснул его череп. Кровь разбрызгивалась повсюду. Он продолжал биться головой об пол, словно хотел ее расколоть и избавиться наконец от внутреннего давления. Травма только ухудшила его состояние — началось кровоизлияние в мозг. В конце концов внутричерепное давление возросло так, что глаза вылезли из орбит, словно у персонажа мультфильма. Или у животного, раздавленного автомобилем. — Он глубоко вздохнул. — Так, — тихо добавил он, — наступила смерть.

— Теперь вы понимаете, с какой эпидемической угрозой мы столкнулись, — снова заговорил Профитт. — Вот почему нельзя проявлять слабость или беспечность. Или чувствительность.

В зале снова повисла тишина. Все смотрели на президента. Все с надеждой ждали недвусмысленного решения. Но он крутанулся на кресле и уставился в окно.

— Когда-то я хотел стать астронавтом, — грустно признался он.

«Как и все мы, — подумал Профитт. — Какой ребенок не мечтал полететь в космос на ракете?»

— Я присутствовал при запуске шаттла с Джоном Гленном на борту, — сказал президент. — И я плакал. Как и все. Черт возьми, я плакал, как ребенок. Потому что гордился им. Гордился нашей страной. Гордился тем, что я человек… — Он помолчал. Глубоко вздохнул и вытер рукой глаза. — Как, черт возьми, я могу приговорить этих людей к смерти?

Профитт и Роман обменялись грустными взглядами.

— У нас нет выбора, сэр, — ответил Профитт. — Пять жизней против Бог знает скольких здесь, на Земле.

— Они герои. Настоящие герои. А мы хотим, чтобы они умерли там, наверху.

— Вероятней всего, господин президент, что мы в любом случае не сможем их спасти, — проговорил Роман. — Скорее всего они уже заразились. Или скоро заразятся.

— Но может быть, кое-кто еще не заразился?

— Мы не знаем. Нам известно только, что Руденко уже болен. Мы полагаем, он заразился, когда надел скафандр для выхода в открытый космос. Если вы помните, десять дней назад астронавта Хираи обнаружили в судорогах в шлюзовом модуле. Именно тогда организм оказался на скафандре.

— Почему до сих пор не заболели остальные? Почему только Руденко?

— Наши исследования показали, что организму требуется инкубационный период, чтобы достигнуть инфекционной стадии. Мы думаем, что наиболее заразным он становится в момент, когда «хозяин» погибает, и после гибели, когда организм покидает труп. Но мы не можем сказать об этом с уверенностью. У нас нет права на ошибку. Мы вынуждены считать носителями всех.

— Тогда держите их на карантине высшей защиты, пока не выясните. Но, по крайней мере, верните их домой.

— Сэр, именно в этом и заключается опасность, — настаивал Профитт. — В том, что они вернутся на Землю. Корабль аварийного спасения — не шаттл, который можно направить на специальную посадочную полосу. Им придется возвращаться на корабле, которым трудно управлять, проще говоря, это отсек, оснащенный парашютами. А если что-то пойдет не так? Если спускаемый аппарат развалится на части в атмосфере или разобьется во время посадки? Организм окажется в воздухе. Ветер разнесет его повсюду! К тому моменту у него в геноме будет так много человеческого ДНК, что мы не сможем победить его. Он будет слишком походить на нас. Любое лекарство, которое мы попытаемся использовать против него, будет убивать и нас. — Профитт замолчал, чтобы до присутствующих дошла суть его слов. — Мы не можем позволить эмоциям влиять на наши решения. Особенно когда на карту поставлено так много.