Остановившись у двери, соединяющей палаты, она почувствовала возбуждение, вроде того, какое было у нее, когда она выскальзывала из комнат студентов-медиков. Она проскользнула в дверь и заперла ее за собой.

Больной лежал в постели и глядел на нее. Ее первым впечатлением было, что он не жилец на свете. Его лишенное всякого выражения лицо, казалось, свидетельствовало об апатии безнадежного больного. Но потом она увидела глаза, живые и любопытные, и подумала, не парализовано ли у него лицо. Она напустила на себя профессорский вид.

— Ну, как мы сегодня? Чувствуем себя лучше?

Смит перевел вопросы. Их объединение в один привело его в замешательство; он решил, что это должно символизировать добрые намерения и стремление сблизиться. Второй вопрос соответствовал рутинной разговорной форме доктора Нельсона.

— Да, — ответил он.

— Хорошо! — Помимо странной неподвижности лица, она не замечала в нем ничего необычного… И если женщины были ему неизвестны, он ничем этого не выказывал. — Могу я что-нибудь сделать для вас? — Она заметила, что на тумбочке возле кровати нет стакана. — Могу я предложить вам воды?

Смит сразу заметил, что это существо отличается от других. Он сравнил то, что видел, с картинками, которые доктор Нельсон показывал ему на пути от дома до этого места — картинками, призванными пояснить странную форму тела этой человеческой группы. Подумалось, что это была «женщина».

Он почувствовал и странное возбуждение, и разочарование одновременно. Он подавил и то и другое, чтобы постараться грокнуть все до конца и вместе с тем не потревожить доктора Таддеуса, не спускающего глаз со своих приборов в соседней комнате.

Но когда он перевел для себя последний вопрос, его захлестнула такая волна эмоций, что он чуть было не позволил своему сердцу забиться быстрее. Он унял его и выругал себя, как ругают непослушного птенца. Потом проанализировал свой перевод.

Нет, он не ошибся. Это существо предложило ему воды. Оно желало сблизиться с ним.

С громадным усилием, с трудом подыскивая подходящие для церемонии слова, он сказал:

— Благодарю вас за воду. Желаю вам всегда пить досыта.

Джил озадаченно взглянула на него.

— Ишь ты, как пышно! — Она нашла стакан, наполнила его и протянула Смиту.

— Сначала вы, — сказал он.

«Не думает ли он, что я хочу его отравить?» — сказала она себе. Но в его в словах была неотразимая сила. Она отпила глоток, после чего он сделал то же самое и откинулся на подушки с таким видом, словно совершил нечто очень важное.

Джил подумала, что приключения, пожалуй, не получилось.

— Ну, если вам ничего больше не надо, я пойду к себе.

Она направилась к двери.

— Нет, — донеслось с кровати.

— Что?

— Не уходи.

— Ну… мне пора уходить, и побыстрее. — Она снова подошла к нему. — Вам что-нибудь нужно?

Он оглядел ее.

— Ты… «женщина»?

Вопрос привел Джил Бодмен в замешательство. Она хотела уже сказать что-нибудь резкое, но неподвижное лицо Смита и его странный взволнованный взгляд остановили ее. До нее начало доходить, что невозможная вещь, которую ей сказали про этого пациента — правда. Он и впрямь не знал, что такое женщина.

— Да, я женщина, — как можно более дружелюбно ответила она.

Смит продолжал ее разглядывать, и Джил понемногу начало одолевать смущение. К тому, что на нее глазеют мужчины, она давно привыкла, но этот изучает ее, словно под микроскопом.

— Ну? Я что, непохожа на женщину? — нервно спросила она.

— Я не знаю, — медленно ответил Смит. — На что похожа женщина? Что делает тебя женщиной?

— Час от часу не легче! — Меньше всего это напоминало разговоры, которые Джил привыкла вести с мужчинами с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет. — Не хотите же вы, чтобы я скинула одежду и показала вам!

Смит замолчал, чтобы проанализировать эти понятия и перевести их. Первая группа совсем не поддавалась грокингу. Это мог быть один из формализмов, так часто используемых людьми… Хотя, произнесено это было с такой силой, словно было последним общением перед последним уходом. Возможно, он сильно ошибся и связал себя узами братства с существом, готовящимся к рассоединению.

Он не хотел, чтобы существо умирало, хотя это было его правом и, возможно, его долгом. Резкий переход от водного ритуала к ситуации, когда только что обретенный водный брат мог уйти и даже рассоединиться, едва не поверг его в панику, но он усилием воли взял себя в руки и решил, что если существо умрет сейчас, он сам тоже умрет. Он не мог сделать другого теперь, после водной церемонии.