— Что это такое? — спрашивала Галя.

Никто не отвечал ей, все молчаливо пожимали плечами. Окутанное дымкой, фиолетовое солнце медленно спускалось вниз, будто упругие струи пара, бившие снизу, или неведомо как уцелевший парашют поддерживали в воздухе огненный шар.

Все время, пока перед Галиными глазами проходила эта феерия, она думала о том, что чувствуют сейчас люди, скрытые под водой. Ей представлялось, что над своими головами, через выпуклые стекла кессона они видят посветлевшую воду, лиловые лучи, проникающие через мерцающую, кипящую вверху толщу вод.

И мысленно Галя была с ними — с Денисом, Витякой, их товарищами, Алексеем.

Галя достала платок и вытерла глаза, потом, спохватившись, стала вытирать лоб и щеки, словно для этого и вынула платок.

Шипение, свист, клокотание все еще неслись над морем.

Академик Овесян скорее понял, чем услышал, слова Волкова:

— Ученым спасибо!

Было жарко, словно северный ледокол каким-то чудом перенесся к экватору. Моряки воспользовались случаем остаться в тельняшках.

Фиолетовое солнце уменьшилось, снижаясь все больше и больше. Оно стало размером с луну, цвет его побледнел. В мутном тумане отчетливо были видны два радужных круга, какие бывают зимой вокруг солнца.

Наконец тускнеющее пятно опустилось на лед. Фонтан воды и пара взлетел к небу. Людям показалось, что стало темно, как в сумерки, хотя по-прежнему светило настоящее солнце, скрытое облаками.

Теперь Галя зажмурилась. «Что с кессоном? Что с Алешей?»

— Вперед, самый полный! — скомандовал капитан Терехов.

Ледоколы подошли к кромке ледяного поля.

Поле было неузнаваемо. Разбитые, жалкие льдины, пористые, готовые развалиться, не представляли уже слитной массы, а плавали в многочисленных промоинах и полыньях.

Отбрасывая битые льдины, подминая их под себя, ледоколы спешили в глубь бывшего поля, растопленного невиданной энергией.

Семь ледоколов с разных мест стремились к одной точке, все время указываемой береговыми радиопеленгаторами, — к тому месту, где на дне должна была лежать «подводная черепаха».

«Что с ней? Уцелели ли люди?» — об этом думали все, но никто не задавал этого вопроса.

Успокоившаяся было Галя теперь волновалась едва ли не больше, чем в ожидании взрыва.

Николай Николаевич украдкой посматривал на нее, стоящую у реллингов, готовую, казалось, сорваться с ледокола и полететь, как чайка, вперед.

Ледоколы состязались между собой. Каждому капитану, каждому моряку хотелось первым подойти к желанному месту. Корабли сближались веером.

— Всплыла! Всплыла! — пронесся общий крик по всем палубам.

Острые взгляды моряков различили среди белых и зеленых пористых льдин темный панцирь «подводной черепахи».

— Где? Где? — беспокоилась Галя, держа в дрожащих руках бинокль.

Звенел, торопил механиков машинный телеграф, Столпились у поручней моряки и строители.

Но когда корабли подошли к всплывшему кессону, они придержали ход, уступая место ледоколу Терехова. Флагман, не включая гидромониторов, гордо шел среди льдин, легко отбрасывая их в стороны. Ледовый витязь не обнажал меча против разбитого врага.

Грибовидная спина кессона виднелась среди теснившихся льдин. Под громкие крики моряков и строителей ледокол Терехова подошел к «подводной черепахе». Подъемная стрела протянула к ней свою руку. Ловкий матрос сидел на крюке. Он первый ступил на темный панцирь, постучал в стекло иллюминатора, увидел кого-то, заулыбался. Потом он зацепил крюки за кольца на панцире, вскочил на ноги, замахал руками.

Заработала, запыхтела лебедка. Натянулся трос. «Подводная черепаха», осторожно раздвигая льдины, стала подниматься из воды и через мгновение повисла в воздухе.

— Ура! Ура! — кричали все. Кричала и Галя, перегнувшись через реллинги и махая платком. Кричал всегда сухой, сдержанный Ходов, в котором на миг проснулся Васька Ходов, строивший Комсомольск-на-Амуре.

Кричал, как кричит вместе с армией полководец, Николай Николаевич Волков, высокий, несгибающийся, с поднятой над головой рукой.

Вода стекала с корпуса «черепахи» на поверхность тихой аквамариновой полыньи, образовавшейся под ней. Круги от капель разбегались по воде.

Стрела повернулась, и кессон поплыл над палубой корабля. Моряки держались за колокол руками, заглядывали под него в пустую рабочую камеру, подпрыгивали, чтобы посмотреть в окна. Стрела опустила «черепаху» и поставила ее на корму.

Снова прокатился крик «ура». За стеклами окон кессона были видны прильнувшие к ним сияющие лица. «Заключенным» махали руками, что-то кричали, посылали воздушные поцелуи, делали знаки, как глухонемым.

Для Гали было непередаваемой мукой ждать, пока давление внутри «черепахи» будет постепенно доведено до нормы.

Между тем Иван Гурьянович подсоединил к кессону телефонный провод, и было видно, как в командирской рубке Алексей Карцев говорил по телефону, наверное с Ходовым или Волковым.