Когда умерла мама, в квартире стало холодно, нашло много народу. Тети и дяди вздыхали, говорили шепотом и все сморкались в платки. Маленькая большеглазая девочка Лена следила за порядком. Подняв кверху пальчик, говорила:
— Тише, не надо шуметь. Мама померла.
Потом приехала бабушка Авдотья Гордеевна и увезла Лену в деревню.
Щенка Узная принесли к Авдотье Гордеевне в корзинке и вытряхнули на пол. Длинные уши у него болтались, как тряпки, и он был такой лохматый, словно причесали его от хвоста к голове; ходил Узнай неуклюже, постоянно опрокидывал черепок с молоком и часто попадался под ноги.
Когда Лене исполнилось пять лет, Узнаю минул третий месяц. Леночка уже могла без табуретки смотреть в окно, открывать калитку и убегать на улицу, умела рисовать бабушкины очки и знала три буквы: «А», «У» и «крепкий знак».
Узнай тоже кое-чему научился. Например, стягивать с комода салфетку, жевать резиновые галоши. Особенно он любил неожиданно закатиться в курятник, поднять там переполох и до смерти напугать гусыню с выводком.
Когда Авдотья Гордеевна сердилась на Леночку, она называла ее «пигалица тонкая». На Узная Гордеевна топала ногой и кричала: «Пошел вон, собачий сын» — и стегала его веником. Оскорбленный собачий сын забивался под кровать, где долго и горько скулил. Он думал, что на свете самый плохой народ — большие люди. Они таскают за уши, наступают на лапы, берут за воротник, поднимают к потолку и, больно щелкая по носу, похваливают: «Экий хороший пес!»
Постепенно Узнай забывался, засыпал и видел один и тот же сон: пыльный угол в сенях и железную бочку. Кто-то сильно хлопает дверью, бочка долго и страшно гудит. Узнай жмется к мягкой шерсти, и кто-то нежно облизывает его шершавым языком. Проснувшись, Узнай тер лапой глаза и недоумевал: «Что это такое?» Узнай не помнил рыжую собаку Альму. Его отняли от матери, когда он только что открыл глаза. Альма, хоть и хорошая была собака и очень любила своих щенят, тоже не заметила пропажи вислоухого сына: щенят у нее было много, а считать она не умела…
Но не забыла маму Лена.
— Бабушка, зачем меня бедной сироткой зовут? — спрашивала она Гордеевну.
Авдотья Гордеевна поджимала губы, вешала па нос очки и принималась старательно низать петли на спицы.
— Ну-у, бабушка Гордеевна, — теребила ее за рукав Лена.
— Ты не слушай никого, Аленушка. Разве ты бедная? У тебя есть папа. Вот подрастешь, учиться к нему в город поедешь.
— Я от тебя никуда, никуда не поеду, — шептала Лена, запрятав лицо в складки бабкиного платья, а потом, подняв лицо, пытливо смотрела на Гордеевну. — Бабушка, а зачем ты плачешь?
— Да нешто я плачу, глупая! Вишь, глаза засорились.
— Бабушка, когда глаза замусорятся, они всегда плачут?
— Ну, пошел, пошел, прыгай, воробей.
Но воробей не уходил. Забираясь к бабке на колени и загибая пальчики, Лена считала:
— У Люси мама — раз, у Миши мама — два, у Васи — три, у Наськи хлопоухой тоже есть мама. Только у меня нет.
— Да какая же Настя хлопоухая? Нешто так можно, Аленушка! У нее фамилия Лопоухова, — ворчала Гордеевна.
— А вот хлопоухая, и не спорь. Все ее так зовут: хлопоухая, хлопоухая, — и Лена начинала кричать и плакать.
Долго плакать стыдно и неинтересно. Через пять минут ее звонкий крик и заливчатый неумелый лай Узная сливаются с отчаянным гайканьем гусей. Потом Лена, Люся, Маша и «хлопоухая Наська» бегут на колхозный птичник дразнить краснобородого индюка. По дороге они встречают деда Алексея. Сначала от скотного двора появляется огромная, на предлинных ногах тень кривого мерина Сеньки, за ним — телега на таких высоких колесах, словно у нее вместо спиц вставлены жерди. А потом медленно, задевая ветви ив, выплывает облезлая папаха деда Алексея. Дед Алексей самый умный и авторитетный человек у ребят. Говорит он серьезно и никогда не обманывает.
— Дедушка Лексей, куда ты? — кричат они хором.
Алексей останавливает Сеньку, снимает папаху и, щурясь, из-под руки глядит почему-то на небо.
— За отавой.
— А зачем отава?
— Телят кормить.
Ребята тем временем забираются в телегу и по очереди хворостиной погоняют ленивого мерина.
Но самое интересное бывает вечером у колхозного правления, когда шофер по прозвищу Максим Большой, извиваясь, как червяк, заползает под «Победу» чинить рессору. Ребята в это время заседают в машине и гадают: прокатит или не прокатит их дядя Максим?
Так проходят дни. И вдруг опять:
— Бабушка, моя мама была красивая? Бабушка Гордеевна, что же ты молчишь? Мама была красивее агрономши?
Потом Леночка беседует с Узнаем:
— У тебя, Узнай, мама была собака, а у меня — человек. Моя мама была красавица, красивей агрономши.
В тот день Лена и Узнай играли в прятки. Узнай, как это и положено собакам, водил без передышки. Только что Узнай разыскал Лену в дырявой бочке из-под золы, как у дома появился почтальон, хромой дядя Ося, и гулко постучал деревянной ногой по ступеньке крыльца.