— Что касается прочих доказательств, поверьте нам на слово.

И мою горничную увели!

Так вот, поверишь ли, во мне преобладал не гнев, что меня удалось провести, обмануть, поставить в смешное положение, не стыд, что меня одевал, раздевал, вертел во все стороны и касался мужчина, а чувство... глубокого унижения... унижения женщины. Понимаешь?

— Нет, не совсем.

— Ну как же... Подумай... Он, этот юноша, был осужден... за изнасилование... Так вот, я думала... о той, которую он изнасиловал... и это... это меня оскорбляло... Вот... Понимаешь теперь?

Но г-жа Симона не отвечала. Она смотрела прямо перед собой, вперив пристальный и странный взгляд на две блестящие пуговицы кучерской ливреи, и улыбалась той загадочной улыбкой, которая появляется иногда на лице женщины.