Последний явно поддавался очарованию моего братца, чем тот и пользовался, уминая уже третий салат-бар.

– Слушай, как это ты ее терпишь? – кивнул братец в мою сторону. – Это же совсем слепым надо быть, ну или двинутым, – Владислав никогда не страдал комплексами и обычно ко всем людям моложе пятидесяти обращался на ты.

– С трудом, – признался Андрей. – И знаешь, Владик, зрение у меня в норме. Остается второе, – констатировал Андрей и обратился ко мне: – А что это вы сегодня, Лариса, не блещете остротами и вообще на удивление молчаливы?

– Это у нее затишье перед бурей или тяжелые дни, – выдал свою версию Владислав.

– У меня тяжелые дни, а если ты будешь выступать, то тяжелые дни наступят и у тебя.

– В тяжелые и критические дни ассоциация гинекологов рекомендует пользоваться «тампаксом», – мой брат был специалистом по части гигиены.

Я размахнулась, чтобы отвесить ему оплеуху, но он резко увернулся, и я, вместо того чтобы врезать ему по шее, попала в стакан с пепси-колой, которая благополучно вылилась на мой свитер.

– Сейчас будет драться. Надо скоренько сваливать отсюда. Эх и тяжела у сестрицы рука во гневе, – Владик собрался улепетнуть, но, увидев, что я, не обращая на него внимания, пытаюсь привести себя в какой-никакой порядок, уселся поближе к Андрею.

– Я не буду драться, не буду орать, даже говорить ничего не буду. Просто ты завтра пойдешь и купишь мне точно такой же новый пуловер. К твоему сведению, это Келвин Кляйн, поэтому тебе придется раскрутить предков на солидную сумму, своих у тебя точно не наберется.

Братец надулся и обратился за поддержкой к Андрею, с любопытством следившему за нашей перепалкой.

– Нет, прикинь, Андрюх, у самой двадцать абсолютно одинаковых свитеров, а еще выступает. Между прочим, пепси легко отстирывается.

– Не двадцать, а пять. И я ненавижу стирку, потому что в этот момент напоминаю себе старательного енота у ручья. Ручками вжик-вжик, и вся такая сосредоточенная и полосатая. Ненавижу!

– Неужели пять? И все одинаковые? – Андрей выглядел искренне удивленным.

– Ага. Ты чего, еще не заметил, что она не отличается оригинальностью в одежде? Ну да, конечно. Любовь делает человека слепым, а похоть неразборчивым… – Мой братец здорово начинал действовать мне на нервы.

– Вообще-то это не самый оригинальный подход из тех, что мне приходилось видеть, но… – Андрей слегка замялся… – В общем, я тут хотел вам сказать, то есть если мы с вами, Лариса, собираемся изобразить этот чудовищный роман, то вы тоже должны как-то соответствовать моим вкусам, что ли…

– Вы это о чем? – Ужасные подозрения начали закрадываться в мою голову.

– Ну я бы хотел, чтобы вы немного изменили стиль одежды, и прическу, и тому подобное. То есть как бы предполагается, что вы должны мне понравиться, – он продолжал мяться, но, кажется, суть его просьбы до меня дошла.

– Так! А чем это я вам могу не понравиться? Что вы имеете против меня в моем естественном состоянии? – В моем голосе зазвучало неподдельное возмущение.

– Ну в естественном состоянии я вас еще, скажем, не видел, а хотелось бы увидеть…

Братец гаденько зашмыгал носом.

– Что это вам хотелось бы увидеть, а? – Если честно, меня не так уж и покоробила последняя фраза, однако необходимость выглядеть возмущенной заставила меня слегка повысить тон.

– Перепоночки на лапках, Лариса. А вы про что?

Ах, мы еще и веселимся! И Владик, предатель, сидит, лопает бифштекс и делает страшные глаза. А еще единокровный брат. Будет наказан жестоко и надолго!

– Вернемся к вопросу об одежде, и прическе, и тому подобном. Со мной что-то не так?

– Так, Лариса. И все же я бы предпочел более женственный вариант. Не настаиваю, но ваш нынешний вид пугает своей воинственностью и напоминает о пикетах американских феминисток.

– Вы шутите. Вы же не должны в меня по-настоящему влюбляться и все прочее. Тогда к чему такие жертвы с моей стороны? Это лишнее, – отрубила я.

– Не лишнее, а вполне разумное дополнение к вашему плану. Боюсь, что вашим соперникам по пари будет тяжело поверить в то, что такой ловелас, как я, был очарован вашим Келвином Кляйном.