– Ты здесь первый раз?

Она кивает, спрашивает о чем-то. Дребезжит расстроенная гитара, заглушая голос, и Макс придвигается поближе. Пушистые после бани волосы щекочут щеку.

– Как тебя зовут-то? – шепчет он, – Катя? Нравится у нас? – Макс осторожно опирается за ее спиной о лавку, и Катя с улыбкой поправляет челку. Ее голос то и дело оборачивается низким контральто. Лицо девушки становится жадным и испуганным одновременно, и незначительные слова отдаются в Максе горячими толчками. «Дым», – говорит он, и Катя облегченно смеется.

Появляется Лена, гремит крышкой котла, висящего чуть в стороне от огня.

– Ваши все ужинали? – спрашивает туристов. Девушки кивают, только что вышедший из бани парень, смущенно улыбаясь, берется за половник.

– Вы бы тоже покушали, – Лена, не спрашивая, наливает тарелку, сует в руки Максу. Он механически ест, не разбирая вкуса, чувствуя лишь, как горячая жидкость заполняет желудок. Лена шурует в костре, пламя становится ярче.

В борще плавают серые, ноздреватые комки соевой тушенки. Макс откладывает ложку, встает, с сожалением смотрит на захмелевшую девочку.

– Поеду на соль.

Миша с Леной его не слышат, Катя – не понимает, лишь удивленно задирает брови. Макс отходит от костра, в холодную ясную ночь. Его охватывает озноб, в животе снова урчит, будто и не ел только что. Серко дремлет у березы; он едва не падает, когда Макс с размаху затягивает подпругу.

Макс возвращается в избушку только для того, чтобы достать из-под нар увесистый сверток. Под старой байковой рубашкой угадывается железо. Макс оборачивает его плащом, привязывает к седлу и вновь едет в сторону Каралока, однако вскоре сворачивает в неприметный лог, густо заросшем черемухой и пихтой.

Через полчаса он останавливается на краю небольшой поляны, у вытоптанного в пыль клочка земли. Серко опускает голову, и Макс, шепотом ругнувшись, одергивает его поводом. В дырявой пластиковой бутыли, подвешенной на вытянутой над пятачком ветке, соли осталось на самом донышке. Макс, не спешиваясь, опорожняет туда прихваченную из дома пачку и переезжает поляну. Поставив Серко в черемухе, отвязывает сверток. Разворачивает рубашку, стараясь не звякнуть металлом. Собирает карабин и, вернувшись к границе кустарника, усаживается поудобнее, готовый ждать.

Постепенно он задремывает. За спиной раздается легкий шелест, и на плечи ложатся нежные женские руки. Макс пытается обернуться, чтобы разглядеть девушку, но она только крепче прижимается теплой грудью к его спине. Горячие губы щекочут ухо. «Мясо», – шепчет она; Макс улыбается, успокаивающе похлопывает ее по руке. «Мясо», – она уже не просит, она требует. Макс перестает улыбаться. Его охватывает смесь стыда и злости; он скидывает руку с плеча и пытается повернуться, но девушка с силой вцепляется в него. Даже сквозь куртку чувствуется, какие острые у нее ноготки.

– Мммяяяясо!

Макс просыпается, отмахивается от ветки, царапающей шею, и замирает. На светлеющей в рассветных сумерках поляне виднеется смутная тень. Туман оседающей росы искажает размеры, и Макс даже не может разобрать, косуля это или марал. Не медведь – слышны глухие удары, когда зверь роет просоленную землю копытом. Макс, не дыша, поднимает карабин и прицеливается в серый силуэт.

Грохот выстрела сменяют истошные вопли кедровок. Зверь дергается и слепо бросается к зарослям, – теперь видно, что это молодой марал. Через несколько прыжков он заваливается на бок; Макс выскакивает из укрытия, на бегу вытаскивая нож. Зайдя со спины, запрокидывает тяжелую звериную голову. Олень дергается, пытаясь встать, и Макс торопливо перерезает ему горло. От горячего запаха крови кружится голова.

Макс волоком затаскивает в комнату арчимаки – по дощатому полу тянется липкий коричневатый след.

– Мясо тут… в холодильник тебе положу, хорошо? Ну и сама бери…

– Какой ты молодец, – говорит Лена. – Туристы как раз вчера спрашивали…

Макс вяло кивает, валится на диван перед телевизором. Какой-то боевик: кассета старая и затертая, и приходится внимательно всматриваться в дрожащее изображение, чтобы разобрать хоть что-нибудь. Женщина с роскошным телом ловко орудует ножом и вилкой. «Красивая баба», – комментирует Макс в пространство. Женщина на экране сменяет вилку на автомат. Белоснежные рубашки злодеев взрываются кровавыми фонтанчиками, и женщина улыбается.

– Маралятина от уксуса задубеет! – Лена сует в руки туристу трехлитровую банку. – Это простокваша, ею маринуйте… Макс, иди займись уже, чего сидишь!

Он привстает, кидает прощальный взгляд на экран. В разгаре очередное рубилово, и Макс ненадолго подвисает, зачаровано следя за дракой, но, вспомнив о Кате, выходит.

Она сидит у костра, на коленках – обломок доски с кое-как накромсанным луком. Услышав шаги Макса, поднимает заплаканное и счастливое лицо. Улыбка ничего не обещает, но при мысли об уже близкой ночи Максу становится тепло. Катя шмыгает носом, тянется утереть слезы, но останавливается.