Элвин замолк, мысленно созерцая будущее, которое он обрисовал, но которого, возможно, никогда не увидит. Пока Человек будет перестраивать свой мир, этот звездолет будет пересекать межгалактическую тьму и вернется через тысячи лет. Может быть, Элвин все еще будет здесь, чтобы встретить его, но если и нет — он мог чувствовать себя удовлетворенным.

— Я думаю, что ты поступаешь мудро, — сказал Джезерак.

Но тут в последний раз всплыл отголосок древнего страха.

— Но допустим, — добавил он, — корабль войдет в контакт с чем-то, представляющим опасность для нас?

Голос Джезерака стих, когда он понял природу своего беспокойства; он криво, насмешливо улыбнулся, изгнав последний призрак Пришельцев.

— Ты забываешь, — сказал Элвин, отнесясь к этим словам более чем серьезно, — что с нами скоро будет помощь Ванамонда. Мы не знаем, какими силами он обладает, но в Лисе, насколько мне известно, все полагают, что они беспредельны. Разве это не так, Хилвар?

Хилвар ответил не сразу. Да, Ванамонд являлся еще одной великой загадкой, вопросительным знаком, в который будущее Человека будет упираться до тех пор, пока он останется на Земле. Без сомнения, развитие Ванамонда к самосознанию уже ускорилось благодаря его контактам с философами Лиса. Они возлагали огромные надежды на будущее сотрудничество с ребенком-супермозгом, полагая, что смогут сократить безмерно долгие эпохи, которых требовало его естественное развитие.

— Я не уверен, — признался Хилвар. — Мне почему-то думается, что нам не следует слишком многого ожидать от Ванамонда. Мы можем помочь ему сейчас, но на его жизненном пути мы явимся лишь коротким эпизодом. Я не думаю, что его конечная судьба имеет что-либо общее с нашей.

Элвин взглянул на него с удивлением.

— Почему ты это ощущаешь? — спросил он.

— Я не могу этого объяснить, — сказал Хилвар. — Это просто интуиция.

Он мог бы добавить еще кое-что, но смолчал. Такие вещи трудно передать, и хотя Элвин и не высмеял бы его фантазий, Хилвар не осмелился обсуждать их даже с другом.

Впрочем, он был уверен, что это не просто фантазии — и что ему суждено вечно оставаться под их властью. Каким-то образом они проникли в его сознание при том необъяснимом и неразделимом контакте, который он имел с Ванамондом. Знал ли сам Ванамонд, какой должна быть его одинокая судьба?

Когда-нибудь энергия Черного Солнца иссякнет, и оно выпустит своего пленника. И тогда, на краю Вселенной, когда начнет запинаться само время, Ванамонд и Безумец сойдутся друг с другом среди трупов звезд.

Эта схватка может опустить занавес над самим Творением. Но к этому поединку Человек не будет иметь отношения и исхода его он никогда не узнает…

— Смотрите! — вдруг воскликнул Элвин. — Вот что я хотел показать вам. Понимаете ли вы, что это означает?

Корабль был теперь над полюсом, и планета под ним стала идеальной полусферой. Глядя вниз, вдоль полосы сумерек, Джезерак и Хилвар могли одновременно видеть восход и закат над противоположными сторонами мира. Символический смысл этого зрелища был столь ясным и впечатляющим, что миг этот запомнился им на всю последующую жизнь.

Эта Вселенная вступала в ночь; тени удлинялись к востоку, который никогда не узнает другого восхода. Но где-то звезды были еще молоды и брезжил свет утра; и наступит миг, когда Человек вновь пойдет по пути, уже преодоленному им однажды.

Вот и перевернута последняя страница этой книги. Перед нами прошли картины бессмертного города; захваченной пустынями Земли; волшебного оазиса Лиса; мрачного великолепия заброшенных планет. И все это — через миллиард (или даже два миллиарда) лет после нас. Вряд ли кто еще из фантастов дерзал столь далеко заглянуть в будущее. Описания удивительных мест и увлекательных приключений перемежаются с отступлениями и рассуждениями на самые различные темы, представленными то как мысли героев книги, то излагаемыми как бы прямо от лица автора. Роман «Город и звезды» является, несомненно, образцом того направления, которое принято именовать социально-философской фантастикой. Но не только.

Артур Кларк, конечно, давно известен и очень популярен в нашей стране. Но увы, для первого знакомства со столь многогранным писателем (и это отмечалось в литературной критике уже не раз) то брались отнюдь не самые лучшие его романы, то они искажались неточными переводами, то откровенно усекались. Притчей во языцех стали издание «Космической одиссеи 2001 года» без последних глав, как раз возможно и раскрывающих глубинную суть книги — и запрет на издание ее продолжения — «2010 — Одиссеи 2» даже во вдвое сокращенном виде. Лишь в последние годы обстановка начала исправляться. Очередь дошла, наконец, и до двух лучших ранних романов Кларка: «Конца детства» и «Города и звезд». О первом из них — жестком, бескомпромиссном описании скорого конца земной эволюции и истории и слиянии человечества с единым Вселенским Разумом — грандиозным, всемогущим, но столь чуждым — мы говорить здесь не будем, а отошлем читателя к полному и точному переводу («Мир», 1991) и интересным комментариям в предисловии к нему.

«Город и звезды», написанный примерно тогда же, более сорока лет назад (и основанный частично на еще более ранней книге «Против наступления ночи»), решительно отличается от «Конца детства». Там путь людей завершается в какие-то несколько веков — здесь же Человек утверждает себя делами своими по всей Галактике, покидает ее в конце концов — и вновь начинает свой путь с Земли. Трудно отыскать другую столь же оптимистичную и рисующую столь величественные перстпективы книгу. И в то же время многие размышления на, казалось бы, такие отвлеченные темы вдруг — стоит лишь приглядеться — оказываются столь близкими и понятными — но отнюдь не тривиальными. Да и сам образ человечества, дотоле навсегда, казалось бы, закупоренного под колпаком своего мелочного бытия, смущенно и боязливо оглядывающего внезапнно открывшийся широкий мир — не наводит ли он на кое-какие откровенные аналогии? Но ведь книга писалась так давно!