Шрифт:
Мадмуазель Шарлотта спросила:
— А господин Буассель?
Лезабль пожал плечами:
— Ничтожество, полнейшее ничтожество. Вечно ему бог весть что мерещится. Выдумывает всякую чушь. Для нас он просто пустое место.
Кашлен захохотал:
— А лучше всех папаша Савон!
И все рассмеялись.
Затем перешли к театру и новым пьесам. Лезабль столь же авторитетно судил о драматургии и драматургах, оценивая сильные и слабые стороны каждого с самоуверенностью человека, который считает себя всеведущим и непогрешимым.
Покончили с жарким. Сезар бережно открыл горшочек с гусиной печенкой, и торжественность, с какой он это сделал, позволяла судить о совершенстве содержимого. Он заметил:
— Не знаю, окажется ли паштет удачным. Мы получаем его от двоюродного брата из Страсбурга, и обычно он бывает превосходен.
И все с почтительной медлительностью принялись за это кушанье в желтом глиняном горшочке.
С мороженым произошла беда. В компотнице плескалась какая-то светлая жидкость — не то соус, не то суп, ибо служанка, опасаясь, что не сумеет справиться сама, попросила кондитера, явившегося к семи часам, вынуть мороженое из формы.
Расстроенный Кашлен распорядился его убрать, но тут же утешился, вспомнив о праздничном пироге; он стал разрезать его с таким загадочным видом, словно в нем заключалась величайшая тайна. Все взоры устремились на этот символический пирог; каждому полагалось отведать его, выбрав кусок с закрытыми глазами.
Кому же достанется боб? Глуповатая улыбка блуждала у всех на устах. Вдруг у Лезабля вырвалось изумленное: «Ах!» — и он показал крупную белую фасолину, еще облепленную тестом, держа ее двумя пальцами. Кашлен захлопал в ладоши и закричал:
— Выбирайте королеву! Выбирайте королеву!
Король мгновение колебался. Не сделает ли он удачный дипломатический ход, избрав мадмуазель Шарлотту? Она будет польщена, побеждена, завоевана. Но он тут же рассудил, что пригласили-то его ради Коры, и он будет глупцом, если выберет тетку. Поэтому, обратившись к своей юной соседке, он сказал:
— Мадмуазель, разрешите предложить вам этот боб.
И вручил ей знак королевского могущества. Впервые они взглянули в глаза друг другу. Она ответила:
— Спасибо, сударь! — и приняла из его рук этот символ власти.
«А ведь она хороша, — подумал Лезабль, — глаза у нее чудесные. И что за плутовка, черт подери!»
Звук, похожий на выстрел, заставил подскочить обеих женщин. Кашлен откупорил шампанское, и жидкость неукротимой струей полилась из бутылки на скатерть. Наполнив бокалы пенистой влагой, хозяин заявил:
— Сразу видно, что шампанское лучшей марки.
А так как Лезабль торопился отпить из своего бокала, опасаясь, что вино перельется через край, Кашлен воскликнул:
— Король пьет! Король пьет!
И, развеселившись, старушонка тоже взвизгнула писклявым голоском:
— Король пьет! Король пьет!
Лезабль уверенно осушил бокал и, поставив его на стол, заметил:
— Как видите, я не сплоховал.
Затем, обратившись к Корали, он сказал:
— Теперь дело за вами, мадмуазель!
Кора пригубила вино, но тут раздались возгласы:
— Королева пьет! Королева пьет!
Она покраснела и, засмеявшись, отставила свой бокал.
Конец обеда прошел очень весело. Король усердно ухаживал за королевой. После десерта и ликеров Кашлен объявил:
— Сейчас уберут со стола, и станет просторней. Если нет дождя, можно побыть на балконе.
Было уже совсем темно, но Кашлену очень хотелось показать гостю вид, открывавшийся сверху на Париж.
Отворили застекленную дверь. Повеяло сыростью. Воздух был теплый, словно в апреле, и, перешагнув через порожек, все вышли на широкий балкон. Можно было различить только туманное сияние, реявшее над огромным городом подобно лучистому венчику, какие рисуют над головами святых. Кое-где свет казался более ярким, и Кашлен принялся объяснять:
— Глядите, вон там сверкает Эден. А вот вереница бульваров. Их сразу отличишь! Днем отсюда открывается великолепный вид! Сколько ни путешествуй, лучше не увидишь.
Лезабль облокотился на железные перила рядом с Корой, которая молчаливо и рассеянно глядела в темноту, внезапно охваченная тоскливым томлением, порой наполняющим душу. Мадмуазель Шарлотта, опасаясь сырости, вернулась в столовую. Кашлен продолжал разглагольствовать, указывая рукой, где находятся Дом инвалидов, Трокадеро, Триумфальная арка на площади Звезды.