Синельникова выдала несколько слов и открыла глаза. Склонившиеся к ней оракулы поспешно царапали в блокнотах. Им нужно — на время! — расшифровать пророчество, да еще и стих из него состряпать. А может стать оракулом человек, вообще лишенный поэтического дара? Елизавета, стоя за спинами парней, вытягивала шею, пытаясь понять, что там получилось у ее любимицы. Матвей тоже чиркал ручкой, Брель сидел, задумавшись, скрестив на груди руки. Похоже, будущая Великая задала всем задачку.

Никто не смотрел на Синельникову.

Та по-прежнему лежала неподвижно — а ведь обычно подскакивает, как ни в чем не бывало! Наверное, она единственная среди нас не болеет после занятий. Губы ее зашевелились… она продолжала прорицать, но никто уже ее не слушал! Я хотела привлечь внимание, крикнуть, но у меня вдруг пропал голос: худое тело Юльки выгнулось, в уголках губ показалась пена. Припадок! Транс с припадком!

Я вскочила и по-прежнему немо взмахнула рукой — Брель поднял на меня отсутствующие глаза. Взгляд скользнул по моей руке, Оракул привстал, чтобы увидеть заслоненную школьниками пифию.

— Эй, внимание!

Парни оглянулись и от неожиданности попятились, тесня всполошившуюся Елизавету. А ведь это они должны помогать пифии! Дебилы! Хотя единственное, что и я вспомнила из первой помощи — всунуть между зубов что-нибудь твердое… Я нащупала в кармане сумки карандаш и вскочила на площадку. Мир застыл в движении: поднимающиеся Пифии, встающие ученики, Главный Оракул, перемахивающий через стол…

Я услышала чей-то крик:

— Не трогай!..

Но я уже ее коснулась.

А Оракул коснулся меня.

Вспышка! Пламя. Красное, красное… длинные пляшущие черные тени. Взрывы, расцветающие и вянущие, точно чудесные огненные цветы — лепестки тоже чернеют, корчатся и распадаются от нестерпимого жара. От него у меня лопается кожа. Я кричу от боли. Нет, это кричу не я. Не я. Другие. Люди мечутся, падают, вскакивают… и снова падают, тают, как лепестки цветов… исчезают.

Испаряются.

Больно. Страшно.

Страшно!

— Тише, девочка, тише. Все хорошо. Ты уже с нами. Все хорошо.

Теплые ладони сжимают мое лицо. Пальцы трут виски и лоб.

— Время? — спрашивают над моей головой.

Сухой голос Мадам:

— Двадцать семь минут.

— Многовато…

Я пытаюсь шевельнуться и понимаю, что моя голова лежит на чьих-то коленях. Скашиваю глаза. Мадам возвышается надо мной, словно черный столб. Ловит мой взгляд, отворачивается и отходит. Чуть поодаль маячат Лора и очень бледная Елизавета. Рядом со мной, кряхтя, опускается на колени Матвей. Он больше, чем обычно, похож на выпущенного из темницы или психушки узника — волосы просто дыбом. Заглядывает мне в лицо.

— Ну ты даешь, сорока! Всех напугала!

— А что… а где…

— Юля? — спрашивают у меня. — С ней все в порядке, видишь?

Теплые ладони поворачивают мою голову набок, и я вижу Юльку. Она сидит на первом ряду, кутаясь в чью-то кофту. Глаза ее поблескивают.

— Она сама во всем виновата! — заявляет зло и ни к кому конкретно не обращаясь. — Кто ее просил лезть?

Ну, Юлька в своем репертуаре. Значит, точно в порядке. Но ряды сидений за ее спиной пусты. Куда же все…

Только когда надо мной склоняется лицо Главного Оракула, я понимаю, на чьих коленях так уютно устроилась. Я пытаюсь приподняться, но меня не пускают.

— Полежи еще. Расскажи, как ты себя чувствуешь?

Я прислушиваюсь к ощущениям. Как всегда ломит голову. Левую половину тела покалывает. И нестерпимо ноет в груди — не от боли, а от привидевшегося кошмара…

— Да так себе. А что случилось?

— Ты, видимо, испугалась за Юлю, и забыла одно очень важное правило — пифия не должна касаться другой пифии, погруженной в транс…

— Между прочим, ваши мальчики тоже не на высоте! — запальчиво восклицает Лора. — Где оказанная помощь? Чему вы их вообще учите?!

По тому, с каким выражением взглядывает на нее Мадам, я понимаю, что они впервые оказались заодно.

— Мальчишки растерялись, — негромко, как бы извиняясь, объясняет мне Брель. Мне? Помолчав, добавляет. — Да и я, кстати, тоже.

Да в чем дело-то?!

Оракул словно подслушивает мои мысли:

— Ты тоже впала в транс. Насколько я понимаю, — он вопросительно смотрит на Елизавету, — впервые?