Шрифт:
Ну-ну… Если б ещё она трон не отняла, ограничилась регентством… Снаружи звякнуло.
– Кто ещё! – рявкнул Джехутимесу.
Доложили, что просится Тутхотеп, начальник колесниц. Спать бы дурню, завтра его дело – первое. Но уж коли зашёл, пусть! Хоть теперь разделяет их дистанция между божественным и человеческим, но царь не мог не снисходить к старому другу. Сколь у костра одного сижено, сколь слов сговорено, сколь баб поделено…
Тутхотеп всегда хотел видеть его царём, откровенно, даже нагло отказываясь признавать власть Хатшепсут. Неприятностей за это имел немало, но веселья и оптимизма не терял, говоря: «Меньше сотни не дадут, дальше Яффо не пошлют». А он-де и без того здесь обретается. Знал, паршивец, что уменьшить его по-настоящему – на голову – Хатшепсут не посмеет. То было бы за рамками их договора.
Хотя… Какой уж там договор. Мальчишка с одной стороны, за которым ничего нет, кроме того, что он будущий мужчина. И старинного закона, по которому трон Обеих стран не может занимать женщина.
Но закон этот достаточно подорвали два подряд женских регентства при малолетних царях. И не последних, надо сказать, царях. Яххотеп правила от имени будущего Яхмоса Освободителя. И уже тогда люди из Фив, включая и женщин, считались новым царским родом. Потому что были героями, потому, что начали освободительную революцию против хабиру, правивших ТаКемт под именем хиксосов – «царских пастухов». Даже сама Яххотеп была награждена «Золотыми мушками» за доблесть, проявленную в одном из боёв.
А её дочь Яхмес-Нефертари правила вместо Аменхотепа. А когда тот умер, она возвела на престол своего зятя – великого Джехутимесу Старого, дошедшего до Той-перевёрнутой-воды.
Можно сказать, что если бы не она, то ни Хатшепсут, ни он, Джехутимесу Нынешний, не то что трона – жизни не имели бы. Потому как от этого брака и родился его отец Ахеперенра. И Хатшепсут, ставшая женой отца.
В общем, за ним, за мальчишкой, по сути, не было ничего. Ведь он-то рождён был от второстепенной жены. А мачеха и тетка род свой вела напрямую от фиванских героев, начавших борьбу с хиксосами. И за ней стояли соратники отца. Всемогущий Сенмут. Наставничек бывший! Братец его, Сенмен, тоже назначенный выдающимся государственным деятелем. Главный визирь и верховный жрец Амона Хапусенеб. Опаснейший враг… если стать его врагом. А ещё Тутии, хранитель серебряной и золотой сокровищницы, Нехси, главный казначей, да стоявший за ними старик Инени, главный архитектор…
Словом, сила была за ними. Они и решили после смерти отца: быть его жене регентом при малолетнем сыне хорошо. Но царицей – лучше!
А дальше – дело техники. Объявили, что Амон посетил её мать – и порядок! Дочь Бога! Бога царей! А ещё бы и не посетить… коли верховный жрец в твоих друзьях…
Но надо признать, мачеха была всё же хороша к своему пасынку. Она не велела его убить. Хотя могла – сколько ему было-то, лет восемь? Но её люди довели до его людей предложение: ты станешь царём, я это гарантирую. Как гарантирую тебе жизнь, пока ты маленький и беспомощный. Но пока я не умру, я буду царём. Потому что я лучше знаю, что делать, чтоб исполнить волю и завет наших великих отцов. И прав на престол у меня больше.
И люди Джехутимесу признали: да, лучше подождать и стать наперсниками царя, нежели ввязаться в бесполезную драку. И стать, соответственно, мёртвыми наперсниками мёртвого мальчика.
И обе партии сочли за лучшее определить его подальше – в войска, стоящие на севере. На юг отправлять опасно – из-за войн с Нубией тамошняя армия была хорошо усилена и имела большой боевой опыт. Незачем давать ей вождя из династии – у тамошних офицеров могут развиться нездоровые фантазии.
Амон-то, конечно, отец… Но царь, который подвязывает себе искусственную бороду, чтобы соответствовать церемониалу, всё же как-то сомнителен… Когда даже последние камнетёсы изображают на стене «царя» со свисающими сиськами, к которому сзади пристраивается «ближний советник» Сенмут со своим кривым отростком… Вот уж точно – «ближний»!
И ещё все ли такие карикатуры нашли-стесали… А то дойдёт до потомков, стыда же не оберёшься!
Словом, как ни придумывай слову «величество» женскую форму, а только лучше всё равно не давать в руки сопернику такой инструмент, как боеготовая армии. Не то появится большой соблазн открыть глаза на половую принадлежность «величества» и характер близости к «нему» Сенмута.
А хорошее зрение далеко не всегда является гарантией долгой жизни. Особенно, когда задействованы такие серьёзные интересы стольких серьёзных людей.
Так что вражда ли, дружба – а чувство самосохранения заставляло оба дома придерживаться неподписанного договора. И формально Джехутимесу был соправителем свой тетки и мачехи. А нахал Тутхотеп, друг и наперсник с детских лет, этим формальным равноправием царей пользовался.
– Последние пришли, – доложил он, отдав малые почести. – Я на всякий случай три сотни на тропе оставил. Здесь, на спуске. Мало ли, вдруг тоже нас обойти попробуют.
– Не успеют, – покачал головой Джехутимесу. – Они сейчас ещё людей из Фаанаха вытягивают, чтобы Мегиддо справа от нас закрыть. Аккурат к утру половину и подтянут. Уставших и голодных.
Царь усмехнулся. Гарсиниотеф – тоже. Тутхотеп заулыбался широко и радостно:
– Думаю, моим ребятам будет весело подстегнуть последних стрелами!
– Сколько ты отправил? – тут же напрягся Гарсиниотеф.
– Как царь велел, – заверил начальник колесниц. – Дюжину.
Это был небольшой сюрпризец царю Райа, вождю врага. Вся армия Та-Кемт стоит к западу и юго-западу от Мегиддо, оседлав левым флангом дорогу на Зефти.
Дорогу противника к бегству. Правый фланг вытянут вдоль дороги из Фаанаха.