Шрифт:
— Мэйсен, — прорычал он, — познакомься с мистером Хинкманом.
Стоящий рядом с письменным столом ясноглазый молодой человек наклонил голову и протянул руку. Он, как мне показалось, горел энтузиазмом, весьма сильно походя на розовощекого студента, получившего первое серьезное задание.
— Мистер Хинкман — метеоролог, — в характерной для него тягучей манере сообщил Старик. — И погода — его специальность. Место штурмана займет он. — Слушаюсь, сэр, — неохотно произнес я. — Но могу я спросить, летал ли когда— нибудь мистер Хинкман на реактивном истребителе?
— По правде говоря... — начал энтузиаст метеорологического дела.
Но Старик не дал ему закончить. — Нет! — рявкнул он. — И в этом нет никакой необходимости. Он будет сидеть в кабине позади тебя, Мэйсен, делая записи и фотографируя то, что должно быть сфотографировано. Ясно? — Так точно, сэр! — Вопросы есть?
— Никак нет! Но... вообще-то... — Слушаю, Мэйсен.
— Имеются ли какие-нибудь соображения о причинах наступления тьмы, сэр?
Дождь все сильнее барабанил по железной крыше. Старик молчал, почесывая отвислую щеку. Я терпеливо ждал ответа.
— Вообще-то сам я ничего подобного раньше не видел, — наконец протянул он. — Для обычной облачности слишком темно. Нечто отдаленно похожее я наблюдал в Суэце. Песчаная буря, будь она проклята, была такой свирепой, что я не видел собственной руки у себя перед носом. А вы что скажете, мистер Хинкман?
Мистер Хинкман не сразу сообразил, что его просят внести вклад в научную дискуссию. Но как только понял, его глаза засияли, и он радостно затараторил:
— Коммандер Рейнольдс попал в точку, упомянув о песчаной буре. Все известные нам облака состоят из частиц воды или льда, которые не способны полностью препятствовать проникновению света. Тучи песка, напротив, состоят из... хм-м... песчинок, естественно, которые являют собой гораздо более плотное препятствие для солнечных лучей.
— Песчаные тучи? — не скрывая изумления, переспросил Старик. — Песчаная буря на острове Уайт?! Вы, наверное, шутите?
— Ну конечно, не песчаная буря как таковая, коммандер. Но поскольку освещенность снизилась на... на сто процентов, то мы, очевидно, имеем дело с весьма необычным природным явлением...
— Вот именно. И ваша задача, джентльмены, разгадать эту загадку.
Мы с Хинкманом принялись строить гипотезы о возможном происхождении таинственных частиц, но Старик, взглянув на часы, мрачно заявил:
— Шестнадцать ноль-ноль, и если не ошибаюсь, я уже слышу двигатели вашей машины. С Богом, джентльмены.
Не тратя лишних слов — шеф вообще был неразговорчив, — он потряс руку вначале Хинкману, а затем мне.
— Отвратная погода, Мэйсен, — все же сказал он. — Жаль, что приходится посылать тебя в эту муть, но ничего не поделаешь. Долг зовет и все такое прочее...
Дождь барабанил по крыше и стеклам окон. На какой-то миг мне даже показалось, что вдалеке сверкнула молния.
Да, небеса на сей раз не выглядели дружелюбными, но у меня с ними было назначено свидание, и отложить его я не мог.
Примерно в половине пятого мы уже сидели в кабине стоявшего на взлетной полосе истребителя и ожидали от диспетчерской службы разрешения на взлет.
Я занял кресло пилота, а Хинкман, разместившись позади меня, болтал не останавливаясь. Хоть метеоролог, так же как и я, был облачен в высотный комбинезон, что для него было явно непривычно, речь его лилась легко и непринужденно.
— Наука насчитывает десять уровней формирования облачности, — вещал он, — начиная со сравнительно низких слоисто-дождевых образований и заканчивая перистой и перисто-слоистой облачностью на высоте шестнадцать тысяч футов.
Пока он болтал, я проводил предполетную проверку приборов и механизмов, а дождь безжалостно хлестал по плексигласу кокпита. В кабине стоял запах авиационного топлива. Очищенное триффидное масло имело сладковатый аромат запеченных в пироге персиков.
— У меня есть все основания полагать, — продолжал Хинкман, — что преграждающая путь свету облачность начинается довольно низко. Но это, несомненно, всего лишь разновидность облаков, известных под названием дождевых, и именно они являются источником данной грозы. Подобные облака могут простираться до высоты двадцать тысяч футов.
Силы природы, видимо, выражая согласие со словами метеоролога, выдали мощнейший грозовой разряд, и через мгновение раздался такой удар грома, что наш самолет затрясся мелкой дрожью.
— Вы меня слушаете, мистер Мэйсен?
— Конечно.
— План действий прост и элегантен. Вы будете вести самолет вверх, сквозь облака, до тех пор, пока мы не увидим солнечный свет. Таким образом мы сможем определить мощность облачного покрова.
— Понимаю.
— Скажите, этот аэроплан способен подняться на высоту двадцать тысяч футов?