С этими словами он дважды громко стукнул в полированную дверь высотой, казалось, до неба, и, не дожидаясь ответа, повернул ручку.

– Аудитор Бедфффорд?

– Да, мэм, это снова я.

– Мои бухгалтерские книги в порядке.

– Тем с большим удовольствием вы позволите мне в этом убедиться.

Директриса ухмыльнулась.

Сказать по правде, первым, что я увидел, войдя, были ее челюсти. Угловатые, мощные, отчетливо выделяющиеся под драпировкой обвисшей желтоватой кожи. Губ нет, а сейчас она еще и зубы показала: крупные такие зубы, с большими промежутками. На ней было зеленое платье, а поверх то, что я сперва принял за плащ. Серые кожистые крылья. И капюшон, образованный шейной складкой. Чулки у нее были забрызганы грязью.

Где-то я читал, что баньши, как феминистками, не рождаются. Что любая особь женского пола при определенных несчастливых личных обстоятельствах может переродиться… Свят, свят, свят!

Марджери присела у дальнего края стола. У нее хватило присутствия духа положить портфель на колени и достать блокнот. Карандаш плясал, выписывая бессмысленные узоры, и бросив в ее сторону один только взгляд, директриса осталась удовлетворена. Тролль, сдвинувший шляпу на затылок, видимо, не показался ей «черпающим глубоко» – мы нередко пользовались этим моим качеством, вызывая весь огонь на Рохлю! – и она вновь сосредоточилась на Дереке. Глаза у нее, к слову, были без зрачков: одни серые радужки на мутно-голубых белках. И выражение лица – словно не сходя с места спела бы ему песенку.

– Чистокровный кельт, – произнесла, словно облизнулась. – Должен бы слышать, не так ли?

– Сегодня вы не в голосе.

– Но день придет.

– Несомненно. А пока мы с моей практиканткой мисс Реннарт, – я чуть рот не разинул, – ознакомимся с вашими финансовыми документами. Мистер Пек, – да, он особенно не напрягался, – как независимый эксперт оценит качество и стоимость ремонтных работ.

– Вот шкаф. Вот ключ, – последний она сняла с цепочки-браслета, обвивающей ее птичью лапу. – Мое присутствие вам необходимо?

– Через час, – прикинув на глаз толщину гроссбуха, сказал Дерек, – эээ, нет, через полчаса я хотел бы, чтобы вы сопроводили мистера Пека. Вероятно, он многое захочет осмотреть. Трубы, канализацию, перекрытия в комнатах, вашу кухню. А мы пока прикинем, на что уходили бюджетные средства.

Баньши снялась с роскошного кожаного кресла и величественно проследовала к выходу.

– Мэм… простите… – сдавленным голосом остановила ее Мардж. – Вы разрешите воспользоваться… санитарной комнатой?

Директриса повернулась к Мардж, уставившись той в лицо своими бельмами. Под этим взглядом с лица девушки стекла последняя краска: оно показалось мне нарисованным черным на белом. Дерек развернулся и положил на стол тяжелые, переплетенные в кожу книги, ненавязчиво опершись рукой о спинку кресла, отделявшего его от баньши. Прыгнуть ему отсюда быстрее, чем рот открыть.

– Да пожалуйста. По коридору направо пятая дверь – туалет для сотрудников.

– Спасибо, – Марджери стрелой вылетела в коридор, оставив нам только недоумение и исчезающее эхо каблучков.

– Займемся делом.

Несколько минут Дерек бешено листал ведомости, журналы, приходные и расходные ордера, обращая внимание лишь на даты и основания платежей. Я смиренно ждал своей очереди: видеть за двойной бухгалтерской проводкой причины и следствия человеческих трагедий у него всегда получалось лучше. К удару гроссбухом по поверхности стола я оказался совершенно не готов.

– Что-то неладно! Какая там дверь направо? Покарауль…

Я замер на стреме и насторожил уши, готовый рвануть на помощь при звуках драки. Там, внутри, что-то с грохотом упало, размашисто хлопнула дверь. Слова – неразборчиво, жалобно, умоляюще. Это – Мардж? Не услышал бы – ни в жизнь не поверил. Звук льющейся воды, перемежаемый икотой. Потом они вышли, Марджери – с мокрым лицом, и такая зеленая, что я, грешным делом, подумал, что в родне у ней не только эльфы. Впрочем, верно, это зеленые стены на нее отсвечивали.

– Чего случилось-то?

– Чего-чего, – промямлила рохлина эльфийка. – Худо мне… здесь. И всегда было.

Дерек шикнул на меня, дескать, не вовремя, втащил Марджери обратно в директорский кабинет и свалил в кресло. Я налил ей воды, и пока она пила, слушал, как стучат зубы о край стакана.

– Если бы вы знали, – бормотала Мардж, – каково быть тут слабому… и одному! Кто угодно сделает с тобой что угодно, и правды не доищешься. Маленькие когда – головой в унитаз макают, а постарше… объяснять не надо. Ябеда и ночи не переживет. Несчастный случай, мол. Только и выжить – кодлу сколотить и возглавить. Но от мыслей о смерти, которые тут всюду и всегда – ежедневно, ежечасно! – фиг спасет. Я думала: это оттого, что я маленькая, что вырасту, и сердце оденется броней, а душа – коростой. А тут каждая облезшая труба, каждая отбитая плитка все о том же, что все хорошее… – а где мы видели хорошее-то? – смутно, одна смерть – несомненна. Да не смотри ты на меня, глаза же красные, и нос…ик… распух.

– Подумаешь, вырвало! Со всяким может случиться. Знаешь, что со мной было, когда по дури смешал пиво с кефиром?

– Кровь Дивного Народа, – вполголоса догадался я. – Мисс Пек воспринимает эманации баньши, которые действуют на нее губительным образом. Бессмертная жизнь, воплощенная в эльфийской крови, противоречит воплощенной смерти…

– Рен, – сказал Рохля, – ради меня, заткнись пожалуйста, а?

Мардж высморкалась в салфетку.

– Ну, нашлось там что-нибудь в бумагах?

– А? А, да. Вот, принят временно в карантин ребенок женского пола, в графе «раса» прочерк, возраст не определен, состояние истощенное. Иди, Рен, опознавай. Батарею только не забудь простукать.