Через час в дверь постучали. Вошёл проводник со стаканом чая.

— Извините, — сказал он, — не хотите ли чайку, а?.. Я сам когда-то служил матросом… Скорее ехать нельзя, сами понимаете. Вы уж извините.

Из-за этого чернобородого я так расстроился, что не стал в поезде бриться.

Интересно, что ему от меня надо?

В Корсакове моему приезду очень удивились.

— Вы из Москвы? Так быстро? Первые спасатели подошли к кораблю только что. Пробоина большая — придётся поработать. Если хотите, сейчас туда идёт катер с людьми. Бегите на причал.

На катере было полно народу, вся палуба завалена ящиками.

Спуститься в каюту я отказался.

Отсюда лучше видно.

С выстрелом завелись моторы.

Катер рывком отошёл от причала и помчался к выходу из порта.

Шлёп, шлёп! — прыгал он с одной волны на другую. Он бился о волны, захлёбывался, торопился.

В полдень на горизонте показались три корабля. Один большой и два маленьких.

Большой стоял без движения. Маленькие сновали вокруг него.

— Спасатели. Буксиры, — сказал командир катера. — Пластырь заводить будут.

Катер описал дугу около большого корабля. На его палубе стояли португальские матросы и махали нам тёмными шапочками.

Когда катер проходил под кормой корабля, я прочёл его название.

Медными буквами на корме было написано по-португальски:

Корабль сидел на мели, около его левого борта торчал большущий камень.

Этот камень и пробил ему борт.

По морю шли короткие злые волны. Они захлёстывали пробоину.

Впереди показался буксир.

— Подхожу к спасателю! — сказал командир катера.

Я перебрался с катера на буксир, буксир подошёл к «Магеллану», работа началась.

Через час здесь было как на заводе. Тарахтел дизель. Трещала электросварка. Грохали молотки.

Матросы, как муравьи, облепили пробоину. Они резали огнём железо. Ровняли края пробоины. Сбивали заусеницы. Заваривали трещины в борту.

Я вынул кинокамеру и начал снимать.

В лицо мне летели огненные брызги.

Палуба под ногами качалась.

Матросы работали весь день и всю ночь.

К утру края пробоины были заглажены.

Тогда на неё наложили громадную заплату — пластырь. Толстенное брезентовое одеяло, прошитое стальной проволокой. Пластырь крепко привязали.

Пробоина снаружи была закрыта.

Затем на «Магеллан» передали несколько бочек с цементом.

Задрав голову, я снимал, как поднимают бочки. Зелёная едучая пыль садилась мне на лицо.

Вместе с португальцами наши матросы изнутри залили цементом пробоину.

— Теперь чопы! — сказал начальник спасателей.

Я удивился. Что такое чоп?

— Чоп? — переспросил начальник. — Очень просто! — Он хлопнул ладонью по кулаку. — Чоп! — и дырки нет.

Принесли целый ящик деревянных остроконечных пробок. Ими стали забивать мелкие дыры.

Чоп! Чоп!

— Не хотите ли спуститься под воду? — спросил начальник. — Сейчас водолазы пойдут осматривать дно.

Я кивнул.

На меня натянули белый водолазный костюм. Надели и привинтили шлем. Дали в руки специальную подводную кинокамеру. Обвязали верёвкой и спустили за борт.

Шшу! Шшу! — с шумом врывался в шлем воздух. Его подавали через шланг.

За круглыми окошками шлема стоял зеленоватый полумрак. Впереди смутно чернел борт «Магеллана»

Течением меня поднесло к борту. Я увидел перед собой железную стену, поросшую пушистыми зелёными водорослями. Среди них белели острые, как собачьи зубы, раковины.

Справа и слева от меня копошились водолазы. Они осматривали — метр за метром — борт, камни, дно.

Скоро пароход будут тащить с мели.

Я поднял голову, начал снимать водолазов и так увлёкся, что забыл выпускать из костюма лишний воздух.

Костюм раздулся, и я, как громадная белая лягушка, всплыл на поверхность.

За верёвку меня подтащили к буксиру.

Громыхая свинцовыми башмаками по лесенке и спотыкаясь, я вскарабкался на борт.

Водолазы доложили:

— Судно можно снимать с камней!

Но прежде чем тащить пароход с мели, его разгрузили.

«Магеллан» вёз бананы. Вода попала в трюм, и бананы испортились.

Их выбросили в море. Сладкий запах растекался вокруг корабля. Усатые тюлени удивлённо обнюхивали зелёные бананы, плавающие между волн.