повесила и услышала приближающийся скрип, словно телега подъезжала. Лена в дом

кинулась:

— Там кто-то едет, — бросила мужчине, спокойно обедающему. Дрозд, картофелину

холодную в миг в рот всю запихал. Пистолет в сенках из ведра с овсом выудил и на

улицу, прошипев девушке:

— Рядом держись!

Из-за угла избы выглянул, а там Матвей, телегу с сеном у сарая поставил, коня от

сбруи освобождает.

Дрозд дух перевел, глянул на девушку неласково:

— "Боевая единица"!

Та сжалась, вздохнув: стыдно стало.

Дрозд к старику подошел:

— Помочь?

— Сено вона убери, — кивнул тот на телегу и коня к загону повел.

Лена Саше помогать принялась. Верх травы сухой убрали, а под ней военный. Худой,

длинный — скелет в гимнастерке просто. Ноги босые в кровь сбиты так, что

посинели и опухли. Волосы непонятного цвета, над лбом запекшаяся кровь. Лицо

заостренное, нос как игла торчит, а глаза закрыты. Лена в первый момент его за

мертвого приняла. Застыла над телегой со скорбным лицом, чудом сдерживая слезы.

Лейтенант же «гостинец» иначе оценил:

— Военврач третьего ранга, майор, — кивнул на кубари и на старика внимательно

уставился: неожиданный жест с его стороны. Вроде не враг, но особой лояльности к

Советам тоже нет. И вообще, непонятный, мутный. За эти дни Дроздов его так и

этак крутил, а ничего не выкрутил. И смирился — раненную принял, лечил, из хаты

не гонит, немцам не сдает, остальное, наверное, неважно. Конечно, про себя Саня

с уверенностью сказать не мог — его может старик бы и сдал, но на счет Лены был

почти уверен — ее Матвей не выдаст. А это уже очень много.

А тут выходило, что старик не такой, каким лейтенанту показался, глубже, что ли.

На поверхности-то нелюдимость, ворчливость да всем недовольство, а на поверку,

гляди ты, и их не выкинул и еще раненного привез.

— Откуда? — спросил, когда тот подошел.

— А те разница? — в своей обычной манере ответил. И неожиданно легко поднял

доходягу на руки, понес в дом. Положил на постель, деловито кинув Лене:

— Воды вскипяти, холсты дай да браги. Знашь, где.

Дрозд помог Матвею одежду с раненого снять и спросил тихо:

— Не боишься, отец?

Тот глянул на него из-под насупленных бровей:

— Мне «боялку» еще в первую мировую отрубило, — и раненого осматривать

принялся.

— Воевал?

Риторический вопрос — старик мимо ушей его пропустил, а Дрозд задумался: не

простой Матвей-то. Бирюком да деревенщиной прикидывается, а ишь ты: воевал,

лечить умеет, говорит, как кержак, платья женские в сундуке хранит. Интересный «фрукт».

— Белогвардеец? — пришло отчего-то на ум.

Старик глянул на него то ли с презрением, то ли с насмешкой, губы поджал:

— Ты, паря, ежели заняться нечем, Алене помоги. Балаболить апосля будешь.

Лена холст, что в сундуке нашла, принесла и бутыль с мутной жидкостью. И застыла

в ступоре, прижав ее к себе — первый раз она полностью голого мужчину видела.

Глаза огромные от ужаса, лицо пятнами от стыда.

Старик глянул, все понял. Бутыль отобрал и за занавеску девчонку вытолкал:

— Пожевать сообрази!

Та и сползла по стене на пол, не соображая. Минут пять сидела, передергиваясь от

открытия новой для нее анатомии. Как относится к этому, она не знала, но отчего-то

было страшно. И заставила себя встать, обедом заняться.

— Воды холодной дай! — послышалось недовольное из-за занавески. Девушка чуть

чугунок с картошкой не выронила: как же?… Опять туда, а там… неприкрытый…

Саня выглянул:

— Ну, ты чего? Долго ждать?

И смолк, поймав оторопевший взгляд. Нахмурился: что это с ней? Кухню оглядел, на

деда и раненого посмотрел и, дошло: еее.

— Понял. Сам, — заверил девушку. Черпанул воды из ведра ковшом, отнес.