Шрифт:
Пока Сидони обдумывала детали плана, в комнату вошла Джулия с кофейным подносом и заявила, что на сегодня они наметили очистить мансарду. Несколько месяцев назад Сидони продала элегантный особняк Клер в Мейфэре и перевезла свои вещи на Бедфорд-плейс, место, которое более соответствовало ее положению. Сундуки Клер до сих пор стояли в мансарде, как навязчивые призраки прошлого.
Джулия начала распаковывать старые ящики, а Томас, потерявший интерес к балкам, терся о ноги Сидони. Она взяла кота на руки, подошла к окну и невидящими глазами смотрела в небо. Томас усердно мурлыкал, но даже все его старания не помогли ей обрести покой.
Никогда в жизни Сидони не знала, как ей относиться к матери. Да, Клер любила своих детей, но любила их, словно прелестные фарфоровые безделушки, – преимущественно издали. Джорджа и Сидони воспитывали слуги, а к родителям обычно приводили, чтобы развлечь отца или умиротворить мать, когда не приезжали с визитами ее поклонники. Со временем Клер стала обращаться с Джорджем… почти как с равным. Она безумно любила его, советовалась с ним, прочила ему великое будущее.
А маленькая Сидони была для матери, скорее куклой, ее наряжали в красивые платьица и выставляли напоказ. К двенадцати годам Сидони научилась играть на фортепьяно и петь, декламировать страницы умной поэзии, говорить на трех языках, чем восхищала друзей Клер. Иногда они с матерью даже одевались одинаково. Сидони помнила, что однажды летом они гуляли по Серпентайну, обе в желтых платьях и шляпках, весело крутя свои желтые зонтики от солнца. Люди смотрели на них с явным восхищением. Клер находила это совершенно очаровательным. Какое-то время.
Когда же она перестала находить это очаровательным, вернее, когда ее новые молодые любовники начали дарить Сидони не просто мимолетный взгляд, Клер отослала ее домой во Францию, решив, что дочь своенравна и нуждается в исправлении. Только испорченная девушка привлекает к себе подобное внимание.
Однако родители Клер отклонили честь воспитания незаконнорожденной внучки, отдав ее вместо этого в монастырскую школу. Сидони было только пятнадцать лет, и она слыла не столь искушенной в житейских делах, как могло показаться.
Через два года печального изгнания Сидони решила, что вполне имеет право быть испорченной девушкой, раз уже за это наказана, и сбежала из монастыря с Пьером Сен-Годаром. Лихой искатель приключений, на десять лет ее старше, не собирался на ней жениться, но сделал это, утверждая, как ни странно, что безнадежно влюблен. Он действительно любил ее настолько, насколько хвастливый мошенник способен любить что-то еще, кроме своих приключений да портовых шлюх. Более того, Сидони не могла сказать, что когда-либо пожалела о содеянном.
Услышав за спиной какой-то скрежет, она повернулась и увидела, что Джулия толкает в угол опустошенный ими сундук. Груда одежды лежала теперь прямо на полу.
– Господи! – Сидони бросилась к ней. – Дай помогу. Они вместе установили сундук, и Джулия выпрямилась.
– Теперь скажи, где витают твои мысли, дорогая, – поддразнила она. – Ты все утро слишком рассеянная.
– Просто думаю о Клер, – призналась Сидони. – А также о Пьере, как ни странно.
– Ничего странного, когда молодая вдова горюет о своем муже, – сказала Джулия, быстро отодвинув в сторону какие-то шляпные картонки.
– Но в том-то и дело, что я не горюю. Хотя порой скучаю по нему. Или, возможно, скучаю по нашей суматошной прежней жизни, когда не было времени размышлять.
– Ты любила его? Сидони кивнула:
– Любила, хотя наш брак, я думаю, был в действительности… очередным приключением. Мы поженились, поддавшись внезапному порыву, и жили одним днем. Не знаю почему, но я не могла бы представить нас стареющими вместе. Или живущими в маленьком доме на морском побережье.
– А также имеющими детей? – уточнила Джулия.
– Это было бы неразумно. Пьер никогда бы не отказался от моря, я не хотела бы жить в одиночестве, а корабль – не место для воспитания детей.
– И ты сделала правильный выбор, да? Мне жаль, что ты потеряла его таким молодым. А теперь давай-ка, разберем еще один ящик и на сегодня закончим.
Они вместе перетащили его на середину комнаты.
– Этотя раньше не видела, – сказала Джулия. – Он уже стоял тут, когда умерла Клер, значит, в нем какой-нибудь хлам.
Сидони отстегнула кожаные ремни, подняла крышку на скрипучих петлях.
– Опять старые платья, как и в том сундуке. Клянусь, я даже не представляла, что у одного человека может быть столько одежды, – призналась она.
Джулия пожала плечами.
– Твоя мать была красивой женщиной. Людям нравилось видеть на ней красивую одежду.
Сидони уселась на табурет, перебрала несколько платьев. И увидела его. Она была уверена. То самое желтое платье. Совпадение вдруг так расстроило ее, что она не могла вздохнуть.