Шрифт:
«Боюсь, – грустно сказал Стивен, – что не помогу и я. Не хочу внушать вам несбыточной надежды. Скажу только, что ваша дочь счастливее, чем вы думаете, потому что она… ее путь в мироздании только начинается, в самом начале этот путь никогда не бывает усыпан розами… Извините, это так…»
Он замолчал на середине фразы, плотно сжал губы и неожиданно посмотрел на Збигнева взглядом, в котором читались злость и недоумение.
«Господи, – сказал он, закрывая крышку телефона и пряча аппарат в карман рубашки, – почему люди так…»
Он и эту фразу не закончил.
«Что? – спросил Збигнев. – Не пожелал вас выслушать?»
«На чем мы остановились? – сказал Пейтон. – Вы спрашивали…»
«Я говорил, что, если в Ребекке нет таланта к ясновидению, она ничего не сможет, пусть подпишет хоть сотню бумаг».
«Збигнев, – сказал Стивен. – Ваше дело – проследить, чтобы завещание было исполнено так, как я хочу. Это возможно?»
«Безусловно, – кивнул адвокат. – Полагаю, однако, что вам предстоит еще не один десяток лет жизни, так что…»
«Не один десяток, – хмыкнул Стивен, – это вы правильно сказали»…
В дверь тихо постучали. Адвокат включил ночник и взглянул на часы, стоявшие на тумбочке: половина первого. Кому это не спится?
Он опустил ноги на пол, нащупал тапочки, накинул на плечи пижаму и сказал негромко:
– Кто?
– Можно войти? Вы не спите? Я увидела полоску света под дверью…
Сара. Когда она могла увидеть свет, – подумал адвокат, – если я включил ночник, услышав стук? Ну да ладно, что-то ей нужно, и вот странно: то ли свет, то ли стук подействовали, но голова болеть перестала. Ощущение такое, будто освободился от тяжелой ноши, так легко…
– Войдите, – сказал он, встал и поднял с пола свалившееся с постели одеяло. Вспомнил, что, когда ложился, повернул ключ, и, обругав себя за очередное проявление склероза, поспешил к двери. Сара была одета так же, как во время ужина, – она и не собиралась ложиться, может, тоже голова болела, или, скорее всего, думала…
Сара уверенно вошла в комнату, направилась к стоявшему у закрытого окна креслу и села, положив руки на подлокотники.
Збигнев стоял посреди комнаты в пижаме и тапочках, чувствовал себя очень неловко и не знал, с чего начать разговор.
– Извините, – сказал он, – я… мне бы переодеться…
– Простите, Збигнев, – тихо произнесла Сара. – Я не смотрю на вас, не беспокойтесь, пожалуйста. Хотела обсудить кое-что, прежде чем завтра…
– Я догадываюсь, что вы хотите обсудить, Сара, – сказал адвокат, присаживаясь на край постели. – Хотите знать, какими будут юридические последствия, если вы подпишете документ.
– Если я не подпишу, – поправила Сара.
– Нет-нет! – воскликнул Качински. – Если вы или кто-то другой, или все не подпишете бумагу, то юридические последствия очевидны: никто не получит ни цента, все состояние Стивена – включая, между прочим, и этот дом, – отойдет к Фонду Пейтона…
– Распорядителем которого Стив назначил вас.
– Распорядителем которого Стив назначил меня, – как эхо, повторил адвокат. – Да. Тут все юридически однозначно. Но если подпишете… на самом деле вас ведь это интересует…
– Нет, – покачала головой Сара. – Как раз наоборот. Если я… и все остальные… если мы подпишем, то что-то с нами произойдет… я не боюсь… я знаю, что Стив не мог… то есть, ему бы и в голову не пришло сделать что-то плохое своей дочери… и жене тоже, но дочери в первую очередь. Значит, и остальным. Он завещал мне свое умение исцелять. Вы знаете, что это такое, Збигнев?
– Догадываюсь, – пробормотал адвокат.
– Вряд ли, – покачала головой Сара. – Это на самом деле не умение. Это состояние всего организма. Как, скажем… Вам нужно полететь, а для этого необходимо, чтобы весь организм был в напряжении, особенно руки, потому что им предстоит стать крыльями, но и ноги тоже, ведь они должны направлять полет, и зрение, чтобы видеть далеко впереди, и слух, чтобы не упустить всхлип ветра, и сердце, чтобы почувствовать опасность, и… но, главное, нужно, чтобы в напряжении была совесть, потому что если совесть… если на ней хотя бы один грех, то ничего не получится, вы не оторветесь от земли… Понимаете? Весь организм должен быть готов к полету. Так и с целительством.
Адвокат слушал Сару с нараставшим ощущением невероятности происходившего. Он всегда считал эту женщину воплощением здравомыслия и самоотверженности, оба эти качестве были, как ему казалось, сплетены в ней так прочно, что и не разделить. Здравомыслие Сары позволяло ей сохранять оптимизм в те минуты, когда любой другой впал бы в депрессию и опустил руки. А без самоотверженности она бы и дня не выдержала рядом с таким человеком, как Стивен. Да, и еще любовь. Это не обсуждается. Любовь – это Ребекка. Но то, что Сара говорила сейчас… Неужели смерть мужа произвела такой эффект, неужели ее рассудок…