— Что ж, по крайней мере она признает мою верность тебе, цезарь. Поехали во дворец. Ты, верно, умираешь с голоду. У тебя и росинки маковой во рту не было с самого завтрака, так ведь?

— Но что мне ей ответить?

— Это не заслуживает ответа.

Мы вернулись во дворец, где нас уже ждал хороший ужин. Вермут (прописанный Ксенофонтом в качестве успокоительного), устрицы и жареный гусь с моим любимым соусом из грибов и лука — приготовленный по рецепту, данному матери Береникой, матерью Ирода, — тушеная телятина с хреном, овощное рагу, яблочный пирог, приправленный медом и гвоздикой, и арбуз из Африки. Я жадно набросился на еду и когда наконец досыта наелся, почувствовал, что еще секунда — и я усну. Я сказал Нарциссу:

— Я совершенно выдохся. У меня не работает голова. Оставляю все на твою ответственность до завтрашнего утра. Я полагаю, я должен предупредить эту жалкую женщину, что ей следует завтра явиться сюда и ответить на все предъявленные ей обвинения. Я обещал Вибидии, что буду судить ее честно и справедливо.

Нарцисс промолчал. Я лег на свое ложе и мгновенно уснул.

Нарцисс поманил к себе гвардейского полковника:

— Приказ императора. Возьми шесть солдат и отправляйся к садам Лукулла; там в домике для увеселений находится госпожа Валерия Мессалина, бывшая жена императора. Казни ее.

Затем он велел Эводу опередить гвардейцев и сказать Мессалине об их приближении, дав ей тем самым возможность покончить с собой. Если она ею воспользуется, что она, конечно, не преминет сделать, мне не придется слышать о его приказе ее казнить, отдать который он был неправомочен. Эвод застал Мессалину лежащей на полу и рыдающей. Возле нее стояла на коленях ее мать. Не поднимая головы, Мессалина проговорила:

— О мой любимый Клавдий, я так несчастна и мне так стыдно.

Эвод рассмеялся:

— Ты ошиблась, госпожа. Император спит во дворце; он запретил беспокоить себя. Прежде чем уснуть, он приказал полковнику гвардии отправиться сюда и отрубить твою хорошенькую головку. Собственные его слова, госпожа: «Отрубите ее хорошенькую головку и насадите на острие копья». Я побежал вперед, чтобы тебя предупредить. Если ты так же отважна, как хороша собой, госпожа, мой совет тебе — покончить с этим делом до того, как они сюда придут. Я захватил с собой кинжал, на случай, если тут нет под рукой ничего подходящего.

Домиция Лепида сказала:

— Надеяться не на что, бедное мое дитя; выхода нет. Тебе остался единственный благородный поступок — взять у него кинжал и убить себя.

— Не верю, — рыдала Мессалина. — Клавдий ни за что не отважился бы избавиться от меня таким образом. Это все придумал Нарцисс. Надо было давным-давно убить его. Гадкий, ненавистный Нарцисс!

Снаружи послышалась тяжелая поступь солдат.

— Гвардейцы, стой! К ноге!

Дверь распахнулась, в дверном проеме, вырисовываясь на фоне ночного неба, появился полковник. Встал, сложив на груди руки и не говоря ни слова.

Мессалина вскрикнула и выхватила у Эвода кинжал. Боязливо попробовала пальцем лезвие и острие.

— Ты что, хочешь, чтобы гвардейцы подождали, пока я найду оселок и подточу его для тебя? — с насмешкой произнес Эвод.

Домиция Лепида сказала:

— Не бойся, дитя, тебе не будет больно, если ты сделаешь это быстро.

Полковник медленно расцепил руки и потянулся к эфесу меча. Мессалина приставила кончик кинжала сперва к горлу, затем к груди.

— О, мама, я не могу! Я боюсь!

Меч полковника уже покинул ножны. Полковник сделал три больших шага вперед и пронзил ее насквозь.

За ужином Ксенофонт дал мне еще одну порцию «олимпийского» снадобья, и ко мне снова вернулось то отрешенное спокойствие, которое начало было меня покидать; я мгновенно уснул. Проснулся я внезапно — меня вырвал из сна грохот тарелок, которые уронил нерадивый раб, — громко зевнул и попросил прощения у всех присутствующих за свои дурные манеры.

— О чем тут говорить, цезарь?! — вскричали они. У всех был испуганный вид. «Нечистая жизнь, нечистая совесть», — подумал я.

— А не подсыпал ли кто-нибудь яд мне в кубок, пока я спал? — поддразнил я их.

— Упаси бог, — запротестовали все.

— Нарцисс, в чем был смысл шутки Веттия Валента насчет Колчестера? Будто британцы отдают мне божеские почести.

— Это не совсем шутка, цезарь, — сказал Нарцисс. — Не буду скрывать от тебя: в Колчестере действительно воздвигнут храм в честь Бога Клавдия Августа. Они поклоняются тебе с начала лета. Но я услышал об этом только сейчас.

— Вот почему я чувствую себя так странно. Я превращаюсь в бога! Но как это вышло? Я помню, что в письме Осторию утвердил постройку храма в Колчестере в честь Божественного Августа в благодарность за победу римского оружия в Британии.