Шрифт:
– Х-ха, как же, не может! Повидал я их сегодня! Они таскают с собой всякие отравленные штучки…
– Пьйонга, Пьйонга,- уже почти плакал старик.
– Ну, тогда что мы с ним будем делать? – спросила женщина.- Я уже ничего не понимаю, что происходит…
– Поговорить с ним, я вижу, не удастся. Да и обойдусь я без этого. Правильно было бы отправить его на Серые Равнины, но, из уважения к преклонным годам, я думаю ограничиться крепкой затрещиной, которая уложит его на пару-тройку часиков в беспамятство.
– Посмотри, посмотри! Он все показывает на подиум! Неужели тебе неинтересно узнать, в чем тут дело?
– Ну и любопытные вы создания, женщины! Ведь только что, на твоих глазах… Ладно-ладно, молчу. Отпущу его. Погляжу, чем он будет заниматься. Но если вдруг что-то мне не понравится или насторожит – вот эта штучка сразу летит в него.- И Конан кивнул на кинжал, вывалившийся из ладони мертвого Дарка и ждавшего своего часа неподалеку. После чего отпустил руки старика и отполз на шаг, не вставая с колен.
А, белый паук напугался гнева Пьйонги, спасает свою никчемную жизнь, убегает! Так и должно быть! Скорее к Пьйонге! Скорее!
– Рохана и Конан увидели, как пленник подбежал к подиуму, наклонился над креслом-троном Моравиуса, что-то поднял и повернулся к ним.
– Ба, да это та штуковина, которую я стащил когда-то у вашего сенатора! Подожди…
Киммерийца вдруг осенило. Где появлялись чернокожие? В «Червивой груше», у Вайгала и здесь.
Ах, Деливио, старый ты нужник, значит, эту статуэтку, которую я спер у сенатора, ты спер в моей комнате в «Червивой груше»? А чернокожие за ней и охотились. Везде, где находился ты! Они охотились за ней! Им всего-то нужна была эта уродина! О Кром, если б знать раньше, Вайгал был бы жив…
Старик держал костяную фигурку с нежностью матери, нянчащей ребенка, качал ее, поглаживал, что-то шептал, прижимал ее к сердцу. По его морщинистому лицу текли слезы.
Дети Нанги и Пьйонги спасены, их хижины вновь будут защищены, дети детей Нанги и Пьйонги не будут страдать от насылаемых соседями болезней! Ждите, шаман Манумба возвращается домой!
И Манумба рванулся к дверям с такой прытью, словно за ним гнались все окрестные вражеские племена вкупе с белыми пауками, Хитрыми Полосатыми Зверями и Носатыми Горами.
Когда старик исчез в дверях, Конан некоторое время молчал, потом перевел взгляд на сидящую рядом женщину. После странного появления и исчезновения чернокожего слезы сами собой высохли на ее щеках. Она смотрела на киммерийца с надеждой и тревогой.
Киммериец пожал плечами:
– Стало быть, старикашка получил назад свое добро… Что ж, девочка, я ухожу. Пешком. Плевать на коня. Очень уж мне не терпится покинуть ваш веселый Конверум. И чем раньше, тем лучше, пока им кто-нибудь не пожаловал. Например, Ларго – с ним я еще почему-то не познакомился.
– Я с тобой! – запальчиво выкрикнула сестра мертвой… мертвого Аффендоса.
– Куда?
– Куда угодно!
– Да ты что, а дом? А богатство, к которому ты привыкла? Или бродяжничать потянуло?
– Мне ничего не нужно после того, как… как… Я люблю тебя!
– Когда ж ты успела?! Ты имя-то мое успела узнать? Я ведь твое так и не знаю.
Молодая женщина вымученно улыбнулась.
– Меня зовут Рохана… А как твое имя?
Конан рассмеялся.
– А я Конан. Конан из Киммерии.
Они смеялись долго, очень долго – стоя на коленях посреди смерти, разрушений и сгущающегося вечернего мрака.