Дверь спальни отворилась, и оттуда вышла доктор Хауэлл. Дженнингс, повернувшись к ней, чуть было не задохнулся. Лорис была обнажена до пояса, а вместо юбки на ней красовалось нечто вроде нескольких ярких платков, связанных вместе. Ее стройные длинные ноги были открыты, а ступни — босы. Дженнингс оторопело уставился на молодую женщину. Юбка и блузка, в которых она появилась здесь, скрывали и ее красивую, чувственную грудь, и ее женственные, округлые бедра. Неожиданно смутившись собственной бесцеремонности, Дженнингс перевел взгляд на Пэт. Теперь стало понятно, что за страхи одолевали его дочь — та ревниво смотрела на Лорис.

Дженнингс взглянул на Питера. Его лицо было сплошной маской боли, никакие другие чувства Лангу не были доступны.

— Пожалуйста, поймите меня правильно,— разбила напряженное молчание Лорис,— я никогда раньше не делала ничего подобного.

— Мы все понимаем,— ответил Дженнингс, не в силах отвести от нее взгляд.

На каждой ее щеке было нарисовано по ярко-красному кружочку, а блестящие смоляные кудри венчал диковинный головной убор — маленькая шапочка с пышным плюмажем из павлиньих перьев, и на каждом пере — переливающийся глазок. На ее шее и груди висели ожерелья — из разноцветных бусин, ракушек, блестящего металла, цветных кусочков кожи и зубов каких-то животных. На ее левом предплечье был маленький щит, опушенный по краям мехом и чудесно разрисованный.

Контраст между современной сумкой и ее содержимым был достаточно разительным. Эффект необыкновенного преображения Лорис в манхэттенской квартире вызвал в докторе Дженнингсе двойственное чувство: зыбкий страх перед чем-то неизвестным и восхищение. Она вышла из спальни с робким, почти что детским вызовом — словно ее стыдливость уравновешивалась сознанием того, что она молода, красива и здорова. Дженнингс заметил, что ее тело татуировано: сотни тонких красных точек вокруг ее пупка образовывали узор из концентрических кругов.

— Эту татуировку мне сделала Куринга,— ответила Лорис, когда Дженнингс спросил ее об этом,— так я заплатила ей за то, что узнала все ее секреты.— Она легко улыбнулась.— Но в самый решительный момент мне удалось уговорить ее не спиливать мои зубы.

Дженнингс почувствовал, что Лорис смущена, но девушка была полна решимости. Она открыла свою сумку и стала вынимать из нее еще какие-то предметы.

— Такой узор получается, если немного проколоть кожу и в каждый укол втереть особенную пасту.

Она выложила на кофейный столик пузырек с какой-то темной жидкостью и горсть тонких отполированных косточек, принадлежавших ранее некоему зверьку.

— А эту особую пасту я должна была сделать сама. Пришлось голыми руками поймать краба и оторвать ему одну клешню. Клешню завернуть в кожицу, снятую с живой лягушки, и еще прибавить ко всему этому обезьянью челюсть.— Лорис выложила на столик связку тонких инструментов, похожих более всего на тонкие хирургические ланцеты.— И вот из клешни, шкурки и челюсти, растертых вместе с еще кое-какими растительными компонентами, получилась эта паста.

Дженнингс в изумлении заметил, что Лорис вынимает из своей сумки небольшой магнитофон и ставит его на столик перед ним.

— Как только я скажу: «Пора!», доктор, пожалуйста, включите магнитофон — вот эта кнопка.

Дженнингс машинально кивнул, зачарованно глядя па нее. Казалось, что она совершенно уверена в том, что делает. Не обращая никакого внимания на прищуренные глаза Ланга, на неопределенную выжидательность Патриции, Лорис принялась рисовать на полу странные линии и круги. Когда она присела на корточки, Пэт не сдержала изумленного вздоха: по-видимому, под юбочкой из пестрых платков на Лорис ничего не было.

— Ну, я, может быть, и помру,— заявил совершенно бледный Питер,— но похоже, что в моей смерти будет немало очаровательного!

Лорис перебила его.

— В кругу должны находиться только трое,— сказала она спокойно.

Строгий звук ее голоса прозвучал так странно! Дженнингсу казалось, что ее губы — это губы языческой богини, и он, удивляясь про себя, подошел поближе к Лангу, чтобы помогать Лорис.

Питер сделал попытку подняться на ноги, но вместо этого страшно дернулся и рухнул на пол как подкошенный. Его тело сотрясалось, локти и колени судорожно сжимались. Неожиданно он неестественно выгнулся дугой, опираясь головой о пол, изо рта у него потекла слюна, а дико вытаращенные глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

— Лорис! — воскликнула Пэт.

— Мы ничего не сможем сделать, пока приступ не пройдет,— откликнулась негритянка.

Она с тревогой смотрела на Питера. Купальный халат Питера развязался, и мужчина стал судорожно биться на полу. Лорис отвернулась, но лицо ее было видно Дженнингсу, и доктор, к своему ужасу, понял, что она тоже очень испугана. Дженнингс и Пэт бросились к Лангу, пытаясь удержать его, но судороги продолжались.

— Оставьте его,— сказала Лорис.— С этим вы ничего не сможете поделать.