– Нинуля, солнышко мое, прости, что разбудил. Как дела? Как школа? Какие оценки? Как твой Дима? – засыпал ее вопросами любящий отец.

Ответ был конкретный, Нинуля вообще не любила распространяться о своих делах. Как будто она работала в секретных органах. Сказывалась отцовская школа.

– Все хорошо, школа на месте, оценки разные. Дима сволочь. Я с ним не разговариваю.

– Нинуля, доченька, да что же ты так выражаешься? – ужаснулся отец.

– Обычная женская оценка, мужики другой не заслужили.

– Ну вот еще, – вконец огорчился папаша. Кого-то его дочь очень напоминала. – Что же он натворил, бедолага? – Турецкий уже заранее был полностью солидарен с юным мужчиной Димой – симпатичным неглупым парнем, спортсменом и немного музыкантом. Он наигрывал на гитаре и что-то сочинял несусветное. Но абсолютно безобидное.

– А не фига смотреть по сторонам, когда со мной гуляет. А то глаза врастопырку, чтобы ни одной дуры не пропустить. А они и рады, готовы ему на шею вешаться, – прорвало Нинулю, и она принялась жаловаться, что было ей совсем не свойственно.

«Елки-палки! Так это у них наследственное – ревность и тут же злоба!» Турецкий совсем приуныл.

– Нинуля, детка, – попытался он ее утешить, – все друг на друга смотрят. Ты что, не смотришь на ребят?

– Конечно, смотрю! – возмутилась Нина. – Но я смотрю иначе. Поглазела и пошла дальше. А он оглядывается! И меня не стесняется! Можно такое терпеть?

– Можно, если любишь, – твердо сказал опытный ловелас Турецкий.

– Ты думаешь? – В голосе дочери Турецкий услышал сомнение. Значит, еще не поздно. Может быть, юный ценитель женской красоты будет прощен.

– Позови-ка мне мамулю, а сама ложись спать, и пусть тебе приснятся хорошие сны.

– А мамули нет. Она еще не приходила.

– Как это нет? А где она?

– На концерт пошла, потом собиралась в ресторане посидеть.

– А с кем, не знаешь? – спросил осторожно Турецкий, чтобы дочь не догадалась по его тону, что он элементарно ревнует жену к неизвестно кому.

– Она говорила, да я забыла. У меня неприятности, могу я забыть? – опять взбеленилась дочка.

– Можешь, можешь, – успокоил ее Турецкий. – Ну хоть намекни, не можешь же ты так напрочь забыть? Хоть на какую букву.

– По-моему, с каким-то врачом, нет, с доктором. Она сказала именно с доктором, а не с врачом. Он еще по психическим болезням. Нервы лечит. Мамуля у нас в последнее время какая-то нервная стала. А этот ее вроде бы лечит. То в театр сводит, то на концерт в филармонию. То в ресторан. Да пускай себе ходит, она после этих выходов всегда такая веселенькая, добренькая, мне вчера дала шестьсот рублей на кофточку. В торговом центре «Семеновский» сейчас распродажи.

Нинуля щебетала, а Турецкий обалдело слушал. Ничего себе, он тут жизнью рискует, его чуть в цинковом гробу на родину не отправили, а жена тем временем развлекается с доктором по нервным болезням! Тут самому можно психом стать от всех переживаний. Даже в семье теперь нет надежного тыла, некуда головушку приклонить. Взволнованный и разочарованный Турецкий попрощался с дочерью и велел, чтобы Нинуля написала блудной мамаше записку, что он звонил.

– Да, запиши код города Нефтегорска – 34612, а номер моего гостиничного телефона у нее есть. Если не получится дозвониться, пусть звонит на мобильный.

– Так ведь дорого. – Дочь умела экономить чужие деньги.

– Ну и хрен с ним. – Раздосадованный отец разве что не швырнул трубку на рычаг.

Сон долго не шел, хотя усталость была такая, будто он весь день трудился на лесоповале. Наконец он уснул, и ему снились бесконечные бочки с застывшим цементом. Их нужно было катить и катить, чтобы подпереть хлипкую дверь собственной квартиры, потому что с той стороны двери ломился доктор по нервным болезням и хотел умыкнуть его Ирку. В это время Ирка сидела на кухонном столе и дурным голосом распевала песни из Диминого репертуара. Маленькая психушка в отдельно взятой квартире.

Турецкий проснулся оттого, что на улице, прямо под его окнами, орала какая-то тетка. Ее урезонивал мужик. Разговор на повышенных тонах у них шел совсем неинтересный, и невыспавшийся Турецкий даже не выглянул в окно. Ему было абсолютно безразлично, из-за чего спозаранку затеян сыр-бор. Позвонил внутренний телефон.

– Сан Борисыч, давайте вместе позавтракаем, – пригласил его голосок-колокольчик боевой подруги Гали.

– А где? – Турецкий еще плохо соображал после идиотского сна и воплей под окнами. Настроение было хуже некуда. Ирка так и не позвонила. И вообще, вдруг она уже и дома не ночует?

– Да здесь, в буфете. Володька приходил, говорит, там булочки свежие, вкусные – пальчики оближешь. И кофе сносный.

– Мне этого мало, – угрюмо ответил Александр.

– А там еще что-то есть, Володька только булочки хвалил. Но он всегда мало завтракает. Это вы любите навернуть с утречка.

– Ладно, зайди за мной через десять минут. Я только что встал, еще не готов явиться перед ясные очи красивой женщины.

В буфете было уютно. В небольшой витринке на тарелочках красовались салатики, мясная нарезка, заливное.