Шрифт:
— Я вам могу порекомендовать хорошее лекарство против этой болезни, — и пристально уставилась на Ёсида.
Прежде всего, Ёсида стало неприятно, что она обнаружила в нем эту болезнь.
— И что же это за лекарство? — простодушно переспросил он.
То, что она сказала ему в ответ, заставило Ёсида замолчать.
— Даже если я вам скажу сейчас, в этой больнице вы его не найдете.
После того, как она удостоверилась, что их никто не слышит, она рассказала о лекарстве. В необожженный глиняный чайник нужно было положить мышонка, сжечь дотла, а затем глотать пепел мизерными порциями. По словам женщины, «для лечения не понадобится и целого мышонка». Сказав «не понадобится и целого мышонка», женщина посмотрела на Ёсида со злобой. Ёсида почувствовал, что эта женщина полностью управляет им. Сопоставив то, как она сразу же опознала его кашель, и то, что она предложила ему в качестве лекарства, Ёсида решил, что она наверняка профессиональная сиделка, и, возможно, кто-то из ее близких родственников был также болен этой болезнью. С тех пор, как Ёсида пришел в эту больницу, самое глубокое впечатление на него оказали эти женщины — сиделки, одинокие, сбивающиеся в группки. Наблюдая за ними, Ёсида понял, что эти женщины являются не просто жизненной необходимостью для остальных, они словно отмечены какой-то печатью несчастья: кто-то потерял мужа, кто-то состарился, у кого-то нет кормильца. Вдруг Ёсида подумал, что среди них есть и те, кто, возможно, как и эта женщина, потеряли близкого человека от этой болезни, и поэтому теперь работают сиделками.
Из-за своей болезни Ёсида очень редко мог напрямую общаться с людьми так, как на сей раз, однако все эти люди приближались к Есида, узнавая в нем туберкулезного больного. За тот месяц, что его мать пробыла в больнице, с ним произошел еще один случай.
Как-то раз Ёсида отправился на рынок рядом с больницей, чтобы купить кое-что для больной матери. Сделав покупки, он возвращался обратно и тут заметил женщину, стоявшую посреди улицы. Уставившись на Ёсида, она поспешила навстречу.
— Эй, постойте… — окликнула она Ёсида.
Ёсида удивился и с немым вопросом обернулся к ней. В этот момент Ёсида подумал, что женщина, возможно, обозналась. Подобные происшествия на улице не редкость, после них люди обычно расходятся доброжелательно, поэтому и теперь Ёсида настроился на подобный лад, ожидая, что скажет женщина.
— Мне кажется, что у вас, возможно, больные легкие.
Ёсида немало удивился такому началу. Однако такие слова для Ёсида были не внове, и он подумал: бывают же люди, которые задают такие бесцеремонные вопросы. Но наблюдая за внимательным выражением ее глуповатого лица, с которым она смотрела на него, Ёсида предположил, что в ее следующих словах появится нечто жизненно важное.
— Да, больные, а вы что-то хотели…?
Стоило ему так ответить, как женщина заговорила без умолку. От этой болезни, говорила она, не помогают ни врачи, ни лекарства, и ничего кроме веры помочь не сможет, и о том, что у нее был муж, которые тоже умер от этой болезни, и что после его смерти ей было так плохо, однако она обрела веру, и нашла спасение. «Поэтому нужно обрести веру, и вы излечитесь», — повторяла она из раза в раз. Все это время Ёсида с интересом следил не столько за тем, что она говорила, сколько за ее лицом. Выражение лица Ёсида, вероятно, было недоступным для понимания женщины, она пыталась вызвать в нем интерес, настойчиво продолжая говорить. Когда разговор сделал следующий поворот, Ёсида стало все понятно. Женщина говорила, что ходит в секту Тэнрикё, [86] там они говорят, молятся, и ему обязательно нужно прийти к ним. Из-за пояса оби женщина достала замызганную бумажку, и визитной карточкой не назовешь, на которой была поставлена печать с адресом, и стала зазывать его. В этот самый момент подъехала машина, загудел клаксон. Ёсида сразу заметил машину и, решив побыстрее развязаться с этой женщиной, отошел к краю дороги, однако женщина не обращала никакого внимания на машину, и видя, что интерес Ёсида ослабел, она с горячностью продолжала свой рассказ. В результате машине пришлось остановиться на дороге. Женщина не отвязывалась от Ёсида, он растерялся от неловкого положения, в котором ему приходилось разговаривать с этой настойчивой собеседницей. Наконец ему удалось отвести ее к краю дороги, а женщина, не обращая никакого внимания, продолжала разговор. Сначала она просто приглашала зайти к ним на собрание секты, а теперь говорила: «Я как раз иду туда сейчас, вы должны обязательно пойти со мной». Ёсида отказался, сославшись на дела, тогда она спросила, где он живет. На это Ёсида расплывчато ответил: «Далеко к югу отсюда», давая понять, что не хочет говорить. Однако женщина, не растерявшись, стала пристрастно допрашивать его дальше: «К югу? Это район такой-то или район такой-то?». Ёсида пришлось назвать район, а затем и номер квартала. Почему-то Ёсида и в голову не пришло солгать этой женщине. А когда он уже почти сказал весь свой адрес, она с той же интонацией потребовала:
86
Направление синтоизма.
— Квартал номер два? А какой номер дома?
Вдруг в Ёсида вспыхнуло раздражение. Он вдруг понял, что не оберется хлопот, если она узнает, где он живет. В тот же самый момент он внезапно почувствовал тяжелое давление этой навязчивой женщины, требовавшей незамедлительного ответа.
Ёсида внезапно оборвал ее:
— Больше ничего не скажу.
И бросил на нее острый взгляд. По выражению ее лица можно было предположить, что она удивилась, однако заметив, что Ёсида опять взял себя в руки, она еще раз пригласила зайти к ним в молельный дом при ближайшей возможности и зашагала в сторону рынка, с которого шел Ёсида. Отчасти Ёсида развеселился собственному поведению: он же намеревался дослушать ее до конца, а затем спокойно отклонить предложение, однако неожиданно рассердился и оборвал ее. Отчасти он рассердился тому, с каким неприятным происшествием столкнулся: увидев его на улице ясным солнечным утром, она дала ему понять, что он бредет с выражением больного человека. Войдя в больничную палату матери, он бросился к зеркалу, чтобы посмотреть на свое лицо, и рассказал матери, лежавшей в постели, всю историю.
Неужели у него и правда такой больной вид? Услышав о том, что с ним произошло, мать рассказала, что видела подобные сцены по дороге к городскому рынку не раз, и Ёсида, наконец, начал понимать, что произошло. Эта секта очень активно пытается вербовать новых прихожан, и каждое утро именно такие женщины на дороге поблизости от рынка и больницы, где проходит много больных, расставляют свои сети. Видя болезненного человека, они, точно так же, как сегодня с Ёсида, заводят с ним разговор, пытаясь затащить в секту. «Вот оно что», — подумал Ёсида, и вместе с тем он почувствовал, что окружающий его мир куда более реален и активен, чем думал он.
Ёсида часто вспоминал статистические цифры. Согласно этой статистке, из каждых ста людей, умерших от туберкулеза, девяносто с лишним больных принадлежали к беднейшим слоям населения, менее одного человека из ста имело высокий достаток. Это была просто «Статистика смертности от туберкулеза». Речь не шла о сравнении смертности бедных и богатых в результате этой болезни, поэтому не было никаких комментариев, по каким критериям людей причисляют к бедным или к богатым, однако этого было вполне достаточно для Есида, чтобы вообразить следующее.
В данный момент множество больных туберкулезом стоят на пороге смерти. И на каждую сотню один или даже меньше того получает тщательный медицинский уход, и более девяноста человек не имеют настоящих лекарств и шаг за шагом приближаются к смерти.
Прежде из статистических цифр Ёсида делал отвлеченные выводы, прикладывал это только к тому, что пережил сам. А при мыслях о смерти девушки из посудной лавки и собственных муках в течение нескольких недель перед глазами опять смутно забрезжили эти цифры. Среди этих девяноста с лишним статистических единиц наверняка были и женщины, и мужчины, и дети, и старики. Наверняка были и те, кто мог смело сопротивляться нужде и болезни, и достаточно много тех, кто не мог их переносить. — Однако болезнь — это не учебный марш, когда слабых, не способных вынести его, выводят из строя. Какими бы ни были больные, сильными или слабыми, всех вместе, в одном строю их через силу тащили к финишу, к смерти.