Не знаю почему, но мне всегда хотелось в Стамбул. Особенно — прокатиться туда на Восточном экспрессе. Может даже, с Турхан-беем или Сидни Гринстритом или с Питером Лорре. Блин, никак не могу его забыть. Помнишь его в «M»(«М» — фильм реж. ФрицаЛанга)? Мэрион кивнула. Мне всегда было интересно, каково это быть, ну, насильником детей. Не знаю как объяснить, но я всегда чувствовал что-то вроде жалости к этим чувакам, нет, мне и детей тоже жалко, но вот эти уроды… наверное, в этом что-то такое есть, это ж надо сначала уболтать ребенка пойти в какой-нибудь подвал, а потом заниматься с ним этим, боже… Интересно, о чем они вообще думают, ну, что у них в головах происходит? Наверное, тоскливо вот так просыпаться в одиночестве и знать, что ты это сделал… Господи. А в тюрьме все остальные заключенные ненавидят их, знаешь? Мэрион снова- кивнула. Они там как отверженные. Все их достают' а если кто-то из заключённых изобьет одного из них, то охранники закрывают на это глаза, даже если знают, кто это сделал. Они просто отворачиваются и идут в другую сторону, а в некоторых тюрьмах их еще и насилуют. Бля, это жестко. Я рад, что это не мой shtik, — он наклонился и посмотрел на Мэрион, его глаза едва не выпрыгивали из глазниц, его грудь вибрировала от учащенного сердцебиения, — я рад, что есть только мы, и никого и ничего больше, только мы, — он взял ее руки в свои и ласкал их, потом стал целовать кончики ее пальцев, потом ладони, потом крепко прижал их к губам, лаская их кончиком языка и глядя на нее снизу вверх, а она улыбалась ему губами, глазами, сердцем и всем своим существом: я люблю тебя, Гарри. Нас ждет много всякого хорошего, малышка, и мы покажем миру, кто мы такиe, я нутром это чувствую, буквально мозгом костей, что ничего такого, что мне не под силу, ничего, я сделаю тебя счастливейшей женщиной, и это не просто обещание, это факт, потому что я давно чувствую в себе нечто, что так и просится наружу, и ничто меня не остановит, и если ты хочешь луну, то считай, она уже твоя, я даже могу повернуть ее покрасивей, если хочешь. Мэрион держала его за руки и смотрела в глаза с любовью и нежностью. Я серьёзно говорю, я чувствую себя как Сирано, — и он вскочил, помахав рукой, словно в ней была шпага — где эти великаны и циклопы, я порублю их в капусту, и — раздался звонок, и Мэрион вскочила и побежала, смеясь, к двери: надеюсь, этот великан не слишком больших размеров. она открыла дверь, и в квартиру ввалился Тайрон. Гарри стоял в центре комнаты, размахивая воображаемой шпагой: и вот это называется великан? Защищайся! И он начал теснить Тайрона, который стоял, ихо всех сил стараясь держать глаза открытыми: мой отец был лучшим фехтовальщиком в Тель-Авиве, — и Гарри продолжал нападать, парировать, атаковать, потом упал на одно колено и нанес противнику смертельный удар: touch! Гарри поклонился, уперев руку в бок, и увел Тайрона в кухню. Мэрион хохотала. Эй, чувак, что с тобой такое? Со мной? Со мной ничего. Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Отличный день. Знаменательный. День, который войдет в анналы истории как день, когда Гарри Голдфарб перевернул мир с ног на голову, день, когда я полностью и безнадежно влюблен и отдаю моей 130злюбленной свое белое перо, — и он снова низко поклонился, а Мэрион, сделав книксен, приняла «перо», а он упал на колени и поцеловал еепротянутую руку. Встаньте, сэр Гарольд, королевский рыцарь Подвязки, защитник страны, мой возлюбленный принц. Бля, я ж только спросил, че с ним такое, а вы тут мне целый спектакль закатили. Мэрион и Гарри хохотали, а Тайрон стоял, словно его поддерживали невидимые нити, грозившие оборваться в любой момент. Да вы ненормальные просто. Что с тобой, Тай, ты что-то бледно выглядишь, — хохотал Гарри. Разве это не ужасно? Закрой глаза, старик, ты истекаешь кровью, — Гарри снова зашелся громким смехом, и Мэрион хихикала, качая головой. О, чиерт. Я будто попал в какой-то сраный комикс. Гарри все не мог остановиться: смирись, друган. Тайрон развалился за столом и посмотрел на Мэрион. Малышка, ты чем этого кота накормила? Любовь, старина. Она накормила меня любовью. Наконец-то он нашел диету, которую искал всю жизнь. Разве ты не знаешь, что любовь заставляет крутиться нашу планетку? Мне пофигу мир, детка, я не о нем тревожусь, а о тебе. Гарри и Мэрион засмеялись, Тайрон выдавил из себя слабое подобие улыбки, и Гарри закружил Мэрион по кухне, обняв за талию, и нежнейше поцеловал в шею. Я, блин, всю ночь не спал и весь день, трахался, пока не почувствовал, что моя жопа стекает в мои ботинки, а тут ты со своей уродливой радостной рожей стоишь и трешь о том, что любовь крутит миром. Чиерт. Я готов хоть двадцать семь лет проспать. Тайрон хохотнул, Гарри с Мэрион рассмеялись, и она дала Тайрону капсулу декса, и он запил ее глотком кофе. Понятия не имею, зачем я здесь. Серьезно, ни малейшего. Если бы та киска не разбудила меня и не сказала, что обещала меня разбудить и выставить меня, кота, за дверь… Чиерт, я чуть под забором не уснул. Это сила любви, Тай, вот что это такое. Мы послали вибрации любви для того, чтобы твоя бледная, но симпатичная маленькая задница могла притащиться сюда и мы могли бы пойти и поднять денег, чтобы потом замутить партию того кайфа. И какое отношение имеет любовь к твоему желанию поскорее заполучить товар? Гарри заставил Мэрион перегнуться через его руку, будто в танго, и пропел голосом а-ля Расс Коламбо: ах, может, это безумие, но, по-моему, это любовь. Я лишь надеюсь дожить до того момента, когда эта срананая таблетка начнет действовать, пока вы двое окончательно не свели меня с ума. Она сраная, потому что я ее из задницы достал, заржал Гарри, и Мэрион засмеялась и покачала головой: о, Гарри, какая гадость. Тайрон на мгновение вытаращил глаза, посмотрев на Гарри с выражением шутливого недоумения на лице: кому-то надо пристрелить этого чувачка, не то его больно порежут, — и смех Тайрона влился в общее веселье, и они все сидели за столом, а когда Мэрион успокоилась, то снова наполнила их чашки свежим кофе и Гарри наконец сбавил обороты и решил отдышаться, и снова его зацепила мелодия, его сознание было поглощено музыкой и втянуто в нее, и он снова прикрыл глаза, покачивая головой и прищелкивая в такт пальцами, слушая. Чиерт, может, он и выглядит как придурок, но мне так нравится больше… Блин, щекотно же, — Мэрион засмеялась, и Тайрон продолжал хихикать, и Гарри посмотрел на него, изображая крутого: все ништяк, чувак, — и продолжил качать головой и пощелкивать пальцами. Тайрон Си Лав допил вторую чашку кофе, и его веки отказывались закрываться, он пил уже третью чашку кофе И, прикурив сигарету, откинулся на своем стуле. Офигенно, детка, — и тоже стал покачивать головой и щелкать в такт пальцами, тогда Гарри, слегка прикрыв глаза, протянул руку ладонью вверх, и Тайрон хлопнул по ней: бля, мы это сделаем, детка, — Гарри хлопнул по его ладони: агааааа. Мэрион прижалась к нему, он крепко обнял ее, и они вместе слушали музыку, чувствуя, как их переполняют силы, периодически поглядывая на часы в ожидании, когда наступит время, а время бежало быстро, чтобы шагнуть в новое измерение…

Первые день на диете закончился. Ну, почти закончился. Сара сидела в своем любимом кресле и тянула воду из стакана, концентрируя внимание на телешоу и стараясь игнорировать соблазнительный рокот холодильника. Это был уже десятый стакан воды. Она думала о потере веса. Она долила воды в стакан из стоявшего на столе кувшина, который заменил коробку шоколадных конфет. Если восемь стаканов — хорошо, то шестнадцать — в два раза лучше, так ведь, и тогда я, наверное, потеряю двадцать фунтов за одну неделю. Она посмотрела на стакан с водой и пожала плечами: если я не буду спать всю ночь, то выпью больше, чем шестнадцать. Она пила воду и думала о потере веса. Холодильник напоминал ей о маце, спрятанной на полке в шкафу. Не глядя на него, она попросила его не лезть не в свое дело. Какое тебе вообще дело до шкафа? Достаточно того, что ты напоминаешь мне о селедке, которая лежит в тебе, но маца — это уже слишком. Она отпила еще воды и, глядя в экран телевизора, постаралась не слушать голос холодильника, однако ему все-таки удавалось проникнуть сквозь слуховой барьер и сказатьей, что ее селедка, вкуснейшая, нежнейшая селедка в сметанном соусе, пропадет, если она не съест ее в ближайшее время, и что это просто позор, позволить такой замечательной селедке протухнуть. Послушай-ка, господин Любопытный Нос. Почему это ты так себя ведешь? Ведь это твоя работа, тeshиggene1". Это ты должен следить за тем, чтобы еда не протухла. Делай свою работу, и с селедкой ничего не случится, спасибо большое. Она отпила еще воды — худейхудейхудеЙхудеЙ.)Каль, у меня нет весов. Я могла бы взвеситься и посмотреть, сколько я уже потеряла. Хотя сейчас они бы сломались. Столько воды. Еще немного, и я поплыву. Передача закончилась, и Сара, поморгав, зевнула. Она было подумала посидеть еще и посмотреть вечернее шоу, но быстро передумала. Ее тело ныло и требовало сна. Тот еще был день. Ее волосы стали почти рыжими. Она глотнула еще воды — худейхудей. Анкета… А, ерунда. Она прошлась по ней, как кружащийся дервиш, простите за выражение. И еще яйца с грейпфрутами: одно, два, три — и салат, спасибо большое. Долгий выдался денек устала так, что сил только и осталось, чтобы добраться до кровати. Внезапно она вспомнила о холодильнике, если он попытается схватить меня, я ему врежу, и врежу не в tuchis. Она допила воду — худейхудей — zophticzophticzophtic. Она встала и прислушалась к переливам в животе: я прямо как аквариум какой-то. Она выключила телевизор, положила стакан с кувшином в мойку и с поднятым подбородком, горделиво прошла мимо холодильника, не отклоняясь ни вправо, ни влево и не спуская глаз с цели, зная, что она победила врага и что враг трясется от страха — послушайте, как он стучит зубами и громыхает костями, дрожа, — и вышла королевой, королевой телевидения, в свою опочивальню. Она медленно и с удовольствием легла и потянулась, благодаря Бога за такую роскошную постель. Ее поношенная ночная рубашка казалась такой мягкой, шелковистой и прохладной, ее мягкость, казалось, окутывала Сару, и чувство умиротворенности и радости нежно распространялось из ее живота по всему телу, словно рябь по поверхности пруда, легко пробежав по ее векам, когда она плавно опускал ась в приятный освежающий сон.

Мэрион выгнала их из дома пораньше, чтобы Гарри и Тайрон могли прийти на работу в первых рядах. Вообще-то, это не имело значения, потому что пришло совсем не много народу и работы хватило на всех. Они приняли по еще одной капсуле декса перед выходом и потому собрались очень быстро. Ночь была душной, пот лился с них градом, когда они закидывали пачки газет в грузовики, однако их это просто забавляло, и они весело болтали, смелись, хихикали, работая за шестерых. Загрузив первую машину, они пошли ко второй, чтобы помочь, и другие парни стояли и смотрели, качая головами, как Гарри и Тайрон закидывают пачки газет в кузов, словно это была какая-то привилегия и игра… веселая игра. Один из парней попросил их поостыть: а то вы нам здоровенную свинью подложите. Это почему? Черт, да они и так нас тут гоняют, как лошадей, нах, а если вы, парни, будете вот так вот носиться, то они и от нас того же будут требовать. Один из парней дал им по банке холодного пива: вот, остыньте и расслабьтесь. Мы сюда приходим постоянно, понимаете? И хотим, чтобы все оставалось как есть. Чиерт, я врубаюсь, старик. Мы будем вести себя потише. Мы не хотим, чтоб начальство кого-то грузило, чувак. Точно, — Гарри кивнул и высосал полбанки пива за раз, потом вытер рукой рот: офигенно, черт побери. У меня во рту пересохло. Другой парень хлопнул Гарри по плечу, и все были довольны, а когда все грузовики были нагружены, Гарри и Тайрон купили еще дюжину пива и раздали ребятам, в ожидании второй партии машин. Позже кто-то принес вино, и Гарри с Тайроном почувствовали себя отлично, слегка подснявшись с декса алкоголем. Они проработали два часа дополнительно и были счастливы, как свиньи в дерьме, думая о том, сколько им удалось заработать за сегоднящнюю ночь. Однако, когда им сообщили, что деньги они получат только в конце недели, они почувствовали себя, словно кто-то отвесил им по хорошему пинку. Чиерт, ну разве это не подстава? Да хер с ним. Какого черта. Так мы получим наши деньги все и сразу и не проссым их на всякую херню вместо того, чтобы взять на них кайфа. Может, так оно и есть, только вот работать для меня само по себе странно, а работать, не получая ни хера денег, это вообще что-то за пределами моего понимания, старый. Ладно, Тай, иди-ка лучше домой, прими те транки, которые тебе дала Мэрион, и как следует отдохни. Еще пара ночей, и мы возьмем первую партию товара. Гарри протянул ладонь, и Тайрон хлопнул по ней: ты чертовски прав, малыш, — Гарри хлопнул по его ладони, и они покинули типографию, спеша попасть домой до того, как в городе начнется утренний час пик и жара.

После ухода ребят Мэрион не спеша убрала квартиру, напевая себе под нос. Квартира была маленькой, поэтому там особо делать было нечего, только помыть и убрать чашки с кофейником. Она села па диван, обхватив себя руками, и слушала музыку. Внутри у нее возникло какое-то странное чувство, которое хоть и было незнакомым, но угрозы не представляло. Она попыталась проанализировать его, однако так и не смогла выразить словами. По какой-то причине она не могла перестать думать о множестве мадонн, которых видела в музеях в Европе, особенно в Италии, и ее разум был наполнен яркими красками итальянского ренессанса, а еще она думала о цвете Средиземного моря, неба, о том, как смотрела на остров Капри с террасы ресторана на холме в Неаполе, и внезапно поняла, почему итальянцы такие мастера световых решений в живописи и почему они использовали синий цвет так, как не мог никто ни до них, ни после. Она помнила, как сидела на террасе того ресторана под сетчатым тентом, и солнце вдыхало в нее новую жизнь и будило ее воображение, и она представляла, каково было сидеть здесь несколько веков назад, в этом же свете, среди этих цветов, слушая, как, вибрируя, поют струны Вивальди вместе с медными колоколами Габриэли, звук которых, пульсируя, доносился с ближайших башен, и сидеть в соборе, глядя, как пробиваются сквозь пыльные окна лучи света, как они играют на резных деревянных скамьях, и слушать мессу Монтеверди. Именно тогда, впервые в своей жизни, она почувствовала себя живой, стопроцентно, по-настоящему живой, словно у нее появилась npичина жить, словно в ее жизни появилась цель, и она поняла, что теперь посвятит свою жизнь достижению этой цели. В то лето и осень она много рисовала: утром, днем, вечером, — а потом шла гулять по улицам, которые хранили эхо музыки мастеров, где каждый кирпич, каждый булыжник, казалось, имели собственную жизнь, и она, хоть и смутно, чувствовала себя частью всего этого. Иногда по ночам она сидела в кафе с другими молодыми художниками, поэтами, музыкантами и прочей богемой, попивая вино, смеясь, споря, дискутируя, и жизнь была прекрасной, и осязаемой, и свежей, как чистый средиземноморский рассвет. Позже, когда зимняя серость начала медленно просачиваться с севера, энергия и вдохновение вышли из нее, как выдавливается из тюбика краска, и теперь, когда она видела чистый холст, он оставался для нее всего лишь, чистым холстом, И ничем другим, куском материи, растянутым на деревянной раме, а не картиной, ждущей, когда ее нарисуют. Просто холсты. Она переехала дальше на юг. На Сицилию. В Северную Африку. Пыталась следовать за солнцем к своему очень недавнему прошлому, но находила только себя саму. Она вернулась в Италию и раздала все свои картины, краски, книги, кисти и много другого. Она снова поехала в тот ресторан, в Неаполь, и провела там много часов в течение целой недели, глядя на Везувий, Капри, залив, небо, с отчаянием умирающего человека пытаясь разбудить те старые ощущения, стараясь с помощью игристого вина разжечь свое воображение, которое ярко горело еще совсем недавно, и, хотя вино искрилось В солнечном и лунном свете так же, как и раньше, полыхающее в ней некогда пламя угасло окончательно, и Мэрион В конце концов свыкласъ с каменным холодом внутри нее. Она поежиласъ, вспомнив отъезд из Италии и возвращение в Штаты, обратно к семъе, к тусклой жизни. И она снова невольно поёжиласъ, вспоминая череду жалких и несчастливых дней, потом улыбнулась и обхватила себя руками еще крепче, но не от холода или отчаяния, а от радости. Все это осталось в прошлом. Pinito. Конец. В ее жизни снова появился смысл… и цель. Она снова видела направление, в котором должна идти. Необходимость в ее энергии. Они с Гарри смогут опять почувствовать эту синеву моря и неба и тепло вновь разожженного желания. Их ждал новый ренессанс.

Сара проснулась посреди ночи и, поборовшись несколько секунд, все же нашла

Ей хотелось прямо и просто донести до зрителя эти ощущения, выложить свои потаенные чувства на холст… выразить свое отношение через искусство, чтобы люди смогли увидеть и ощутить тонкость ее чувств.

Следующие несколько дней не отличались разнообразием для Мэрион, Гарри и Тая. Гарри и Тай к ночи под завязку заряжались дексом и работали как черти, сбавляя темп, только когда другие парни начинали напрягаться по их поводу, а потом принимали по паре снотворных таблеток и спали в течение дня. Через пару дней Гарри стало скучно, поэтому, придя домой однажды утром, он пару часов занимался любовью с Мэрион перед тем, как принять снотворное и отрубиться. Теперь я понимаю, почему на амфетаминах теряешь вес — ты просто трахаешься как ненормальный, и все дела. Знаешь, у некоторых мужчин это вызывает абсолютно противоположный эффект. Шутишь? Вовсе нет. Они становятся полностью недееспособными и в некоторых случаях совсем равнодушными. Не везет же некоторым. В любом случае, это не про меня. Иди сюда, — и Гарри затащил ее в постель, а Мэрион хихикнула, когда он поцеловал се в шею. Что ты делаешь? Гарри откинул назад голову и посмотрел на нес: если ты не знаешь, то у меня нс получится как надо. Они засмеялись, и Гарри снова поцеловал ее в шею, плечо, грудь И, облизнув губы, в живот: хочу посмотреть, не получится ли у меня сбить эффект декса, трахаясь. И сколько же ты сегодня принял? Они снова засмеялись и прекрасно провели утро, пока не пришло время спать.

Ночью, когда Гарри был на работе, Мэрион расположилась на диване с альбомом для рисования, карандашами и углем. Скрестив ноги и обхватив себя за плечи, она закрыла глаза, позволив своему разуму уплыть в будущее, в котором она и Гарри были вместе навсегда, их кофейня всегда была полна посетителей, и о ней даже написали статью в «Ныойоркере», место стало модным, и многие арт-критики приходили сюда посидеть, попить кофе, поесть и посмотреть на картины великих художников завтрашнего дня, которых открыла Мэрион; художники, музыканты, писатели и поэты сидели бы и дискутировали, и Мэрион иногда выставляла бы свои работы, Которые очень нравились бы другим художникам, и даже критики восхищались бы ими, восхваляя их чувственность и актуальность, а когда она не работала в кафе, то видела себя в студии за рисованием, и исходящий от картин свет радовал глаза, потом она открыла свой альбом для набросков и оглядел ась в поисках объекта для рисования, но ничто не привлекало ее внимания, и она решила составить композицию из предметов, что были в кухне и гостиной, но ничего не возбуждало и не вдохновляло ее, и она вернулась в мир своих фантазий, которые дарили ей успокоение и радость и были более реальны, чем сидение на диване и разглядывание карандашей, угля и девственно чистой бумаги.

Каждый день Сара проверяла свой почтовый ящик, но пока не было никаких вестей от «Макдик Корп.». Однако от диеты она решила не отказываться, хотя ей было все тяжелее и тяжелее с каждым днем, даже несмотря на съедаемую полную чашку салата. Однажды она просидела весь день с Адой и соседками на солнышке, и все ее спрашивали о новостях, и она хвасталась всем, какие у нее волосы. Когда солнце зашло за здание, некоторые из загоравших, в основном те, с отражателями, разошлись по домам, но Сара и еще несколько женщин остались сидеть, наслаждаясь прохладной тенью. Но даже в этот момент ей было трудно не думать о еде и просто наслаждаться повышенным вниманием, которым она была окружена с тех пор, как получила приглашение стать участницей шоу, ее мысли были полны такими яркими образами горячих бубликов и датских рулетов, что она почти чувствовала их запах и вкус, и она улыбалась, облизывая губы, почти не слушая, о чем говорят соседки. Однако еще хуже было по ночам, когда она сидела перед телевизором в своем кресле, в полном одиночестве, спиной к холодильнику, слышала его тихое бормотание, чувствуя тяжесть в груди и свернувшийся узлами страх в животе. Мало было его приставаний, так к нему еще присоединилась и селедка. Ну вам и сварливая парочка. Никак не можете остановиться. Постоянно болтаете и болтаете. В ушах ее стоял звон. Я чувствую себя отлично, так почему бы вам не начать доставать мясника Мори, можете пооткусывать ему пальцы. Это будет для всех одолжением. В сметаном соусе, с луч ком neрцем, -м.м.м.м.м.м.м. м — я вас не слышу — . с горячим блиичиком… или луковыми плюшками, предпочитаю хлебнуть «Кайзер», спасибо большое, и вообще я не голодна — урчание у тебя в животе не дает иам спатъ — урчание-шмурчание, это просто мой желудок помогает мне худеть. Еще один день, и я подарю себе на обед пирожок с мясом, так что можешь заткнуться, спасибо большое, и Сара выпила еще один стакан воды — zophticzophtic — она поставила стакан в раковину, с вызовом тряхнула рыжими волосами и показала холодильнику tuclzis, после чего отправилась спать. Теперь она вставала по два раза за ночь, и ей очень хотелось прекратить или хотя бы сократить потребление воды в таких количествах, но она помнила о лишних фунтах, уходящих в унитаз, и продолжала пить, пить, пить воду целыми днями, не слишком беспокоясь о своих ночных визитах в туалет. Однако теперь она видела сны. Иногда по два за ночь. Например, летающие по комнате куры, ощипанные и прожаренные до золотистой корочки, с комочками каши на спинках. И еще тот гигантский ростбиф. Он катился вниз по склону холма, грозя раздавить ее, но в последний момент пролетал мимо, всего в нескольких дюймах от нее, волоча за собой лодку с восхитительной подливой, и горшки с картофельным пюре, и вишню в шоколаде. Пара таких ночей, и Сара решила — с нее достаточно. Она взяла телефон доктора у своей соседки и договорилась о приеме. Не знаю насчет таблеток для похудения, но я сыта по горло этими яйцами и грейпфрутами, спасибо большое.

Гарри почувствовал, как сердце его проваливается куда-то вниз, что тут же отразилось на его лице, когда он узнал, что у Мэрион запланирован ужин, а потом поход на концерт с ее психиатром. Ради Бога, зачем тебе это? Пошли этого козла подальше. Я не хочу, чтобы он сказал родителям о том, что я перестала посещать его. Мне нужны эти пятьдесят долларов в неделю. Мэрион нежно посмотрела на Гарри и сказала самым мягким и заботливым голосом. Милый, я не собираюсь спать с ним. Гарри пожал плечами и рубанул рукой воздух: да, конечно, ты просто… Я сказала ему, что на мне женское проклятье, поэтому он сразу после концерта поедет домой. Гарри отчаянно старался не показывать своих чувств, но безуспешно. Его подбородок опускался все ниже и ниже, и он начал корить себя за то, что не мог ничего с собой поделать. И что это значит? Мэрион улыбнулась, затем начала хихикать, чтобы как-то вытащить Гарри из этого состояния, но он был безутешен. Внезапно Мэрион обняла его и ликуя завизжала: о, Гарри, ты ревнуешь. Гарри попытался вырваться, впрочем не слишком рьяно, и вскоре прекратил сопротивление. Мэрион обняла его и поцеловала в щеку: обними меня, милый… ну пожалуйста… пожалуйста!!! Пожалуйста!!! Она подняла его руки и положила себе на плечи, но он и не думал обнимать ее, обиженно оставив их лежать на месте какое-то время, однако не сопротивляясь, когда она опустила его руки себе на талию, прижимаясь к нему. В конце концов он все же прижал ее к себе, и Мэрион вздохнула, положив голову ему на грудь, и поцеловала его в губы, потом в щеку, в ухо, в шею, вынудив его засмеяться, поежившись, продолжая делать это, пока он не начал смеяться, умоляя ее остановиться. Эй, прекрати… прекрати, говорю тебе, дура ненормальная, пока я тебя в горло не укусил, — и начал целовать ее в шею и щекотать ее, и она тоже начала смеяться, и они уже задыхались от хохота, умоляя друг друга остановиться, нока наконец обоим стало совсем невмоготу, и они уступили просьбам друг друга: Мэрион сидела на коленях у Гарри, при этом оба обвисли как тряпичные куклы, слезы от дикого смеха ручьем текли по лицам. Они вытерли глаза и щеки и несколько раз глубоко вздохнули, пытаясь отдышаться, и снова сотрясались от приступов смеха. Думаю, он не верит в твое проклятие, не так ли? О, Гарри, — она постучала пальцем по его носу, — не будь таким наивным. В каком смысле? В том смысле, что я вполне контролирую ситуацию. Он проглотит все, что я ему скажу, неважно, поверит или нет. Он не станет педалировать эту тему. Не такой он человек. А если все-таки mакой? Тогда, мой дорогой, я бы не стала с ним встречаться. Гарри, котик, я не дура. Она усмехнулась: может, сумасшедшая, но не дура. Неужели??? На лице Гарри отразилось сомнение: а что же он не идет на концерт со своей женой? Может, она на родительском собрании, — пожала плечами Мэрион, — откуда мне знать? Ему нравится появляться в модных местах с красивыми девушками. Типичный пижон. Ему так нравится. Да ну??? Лично я считаю, что те, кто встречается с психиатрами, явно с головой не дружат. О, Гарри, ты говоришь ужасные, гадкие вещи, рассмеялась она. Почему же тогда ты гогочешь? Не знаю. Наверное, из жалости. Ладно, мне надо уже собираться. Она встала и пошла в спальню, потом развернулась и снова подошла к Гарри, который тоже поднялся, И крепко обняла его, и, положив голову на его плечо, закрыла глаза и вздохнула… О, Гарри, я так рада, что ты расстроился, и не потому, что тебе это неприятно, милый, а потому, что так я могу понять, насколько я тебе небезразлична. Небезразлична? И кто кого сейчас оскорбляет, а? Думаешь, я с тобой в игры играл, когда говорил, что люблю тебя? Нет, нет, милый, я тебе верю. Верю всем своим сердцем. Но наверное, мне нравится это выражение на твоем лице. Ладно, ладно, все хорошо. Она улыбнулась, потом поцеловала его в губы и пошла переодеваться в спальню: обещаю, что весь вечер буду думать только о тебе. Отлично. Я тоже буду думать о том, как ты там ешь и пьешь и слушаешь музыку, в то время как я надрываю задницу на работе. Гарри расхохотался: думаю, это все же лучше, чем если бы ты надрывала свою. О, Гарри, какая гадость, — хохотнула Мэрион с облегчением и стала переодеваться, готовясь к предстоящему вечеру.