– Мара.

– Как называется деревня, в которую ты ездил?

– Чернотал.

– А по дороге туда останавливался?

– Да, ночевал в поле, возле тополей.

– Ничего странного там не видел?

– Когда ночью лежал у костра, вроде ходил неподалеку кто-то.

– А еще?

– Что еще?

– Еще что видел?

– Да больше ничего особенного. Ну чибис по траве шастал. – Десяткин мучительно напрягал память, пытаясь что-нибудь вспомнить. – Да, могила там у дороги имелась. Еще звезда на памятнике приварена криво. Что еще?.. – Он пожал плечами.

– А вот скажи: эта Мара пришла к тебе вечером, и вы с ней…

– Ну да…

– И что ты при этом испытал? Или тоже не помнишь? – насмешливо спросила женщина.

– Отчего же, помню?.. Было… в общем, хорошо было. Телка она крутая.

– Если можно, то без жаргона, – одернула гостя хозяйка.

– Простите, – смутился Валера.

– Ты поподробнее, пожалуйста.

– Что значит, поподробнее? Сколько раз кончил, что ли?

– И об этом тоже. Но главное, что чувствовал.

Десяткин усмехнулся.

– Небывалый восторг, – сообщил он. – Ничего подобного до сих пор со мной не бывало. Вроде как растворяешься весь, потом проваливаешься куда-то… задыхаешься… Словно душит тебя кто-то.

– А потом, где ты ее встречал?

– На улице, в автобусе… И еще… – Он замялся.

– Что «еще»?

Десяткин, краснея, рассказал о своих мытарствах в психбольнице.

Женщина слушала, не перебивая, потом спросила:

– Ну а сам-то ты как все объяснишь?

– Если бы я мог объяснить, то не пришел бы сюда, – резонно заметил Валера.

– В колдовство ты, надо полагать, не веришь?

– Я уж и не знаю, во что верить.

– Н-да, паренек, в серьезный ты переплет попал. Добром все не кончится.

– Неужели?! – привстал со стула Десяткин. – Так кто она такая? И что же мне делать?

– Кто такая? – Женщина язвительно усмехнулась. – Погибель твоя. Дурак ты, дурак. Горя не знал… Злосчастья не ведал… – нараспев загнусавила хозяйка. – Еще хорошо, что надоумили ко мне прийти. Заклятье на тебя наложили. Злое заклятье.

– Но кто?!

– Недруги. Извести тебя хотят. Сейчас порчу попробую снять, тебя, милка, на свет белый вывести…

– Любые деньги… – прохрипел Валера.

– О деньгах после. На-ко, выпей. – В руках хозяйки неведомо откуда появилась стопка на витой длинной ножке.

Десяткин подчинился, залпом проглотил питье. Это была какая-то спиртовая настойка. Пряная, с ощутимой горчинкой, но приятная. Вкус показался Валере знакомым; впрочем, он не стал анализировать свои ощущения, а затаив дыхание, внимал ведьме.

– Странное дело, – неожиданно будничным тоном проговорила хозяйка. – Как только люди сталкиваются с чем-то необычным, так стараются найти объяснение в обыденной реальности. Но ведь обыденная реальность – одна из множеств реальностей, окружающих человеческий мир. Они переходят одна в другую, проходят сквозь нас, нужно только уметь видеть их. Да взять хотя бы это помещение. Вы, молодой человек, ничего вокруг не видите?

Десяткин повел очами по сторонам, потом недоуменно уставился на ведьму. Его явно дурачили.

– А теперь? – ведьма взмахнула руками, и Десяткин от неожиданности свалился со стула.

Обычная комната внезапно превратилась в огромную мрачную пещеру, освещенную сотнями больших и малых, тонких и толстенных свечей. Их сияние перемежалось с густым мраком. Пятна мрака напоминали черные ходы, ведущие в неведомые миры. Маленький столик стал громадной деревянной колодой, стулья – массивными табуретами; клочья паутины свисали с потолка, на карнизе грубо сложенного камина сидел нахохлившийся филин, черный кот важно прогуливался вдоль стен, а сама хозяйка превратилась в сгорбленную крючконосую старуху с торчащим вперед подбородком.

– Ну, милок, – прошамкала она, – каково?! А ты говоришь, кажется… И ничего не кажется… Давай-ка посмотрим, что там с тобой случилось. – Ведьма извлекла откуда-то большой стеклянный шар и поднесла его к лицу Валеры. Шар светился слабым голубоватым сиянием.

– Смотри! – властно приказала она.

Десяткин, ничего уже не соображая, уставился в глубь шара и вскоре стал различать какое-то смутное пятно, которое постепенно сгущалось, твердело и наконец превратилось в лицо – в знакомое Валере лицо.