Водитель между тем явно паниковал – метался взад и вперед по посту, снимал шапку и нахлобучивал ее снова, открывал было рот, чтобы что-то сказать, но не решался, смотрел на часы и хватался за голову… Гаишник хранил суровое молчание, но внутренне удивлялся – чего так переживать-то? Подумаешь, Новый Год… Можно подумать, Грише Гуеву неохота дома водку пить? А вон, приходится тут сидеть. И ты посидишь, ничего страшного…

Водитель, между тем, наконец на что-то решился:

– Слушай, прапорщик! Я тебе все как есть скажу – нельзя меня задерживать!

– Это еще почему?

– Эх, не хотел говорить, но… Это не просто бычок. Это ТОТ САМЫЙ бычок!

– Какой такой «тот самый»?

– Ну, год сейчас какой наступает?

– Две тысячи девятый, само собой…

– Да я не о том! Какого зверя год?

– Год быка. Ты хочешь сказать, что…

– Да-да! Это тот самый бык! И если я его не привезу – то все! Трындец всему!

Прапорщик несколько секунд смотрел на водителя непонимающе, а потом, неожиданно, уперся руками в стол и громко расхохотался.

– Ну, ты даешь, водила! Всякое мне тут рассказывали, чтобы отмазаться, но такого еще никто не отмочил! Ой, не могу, насмешил! Бык у него тот самый! Ты мне еще про Деда Мороза расскажи!

– А что про него рассказывать, – удивленно спросил водитель, – У него своя работа, у меня своя…

– Ой, не могу! – загибался от смеха гаишник, – Вот фантазия у тебя!

– Не веришь?
– взвился водитель, – Пойдем! А, плевать на все! Пойдем, я покажу!

– Да брось ты,- сказал гаишник, – Ты пошутил, я посмеялся и хватит.

– Нет уж, пойдем! Ты же груз не проверял? Вдруг у меня там не бычок, а гигантский хищный утконос с коровьим бешенством? Где твоя бдительность?

– Ну… Ладно, пойдем, покажешь… – неуверенно сказал прапорщик, – Но вообще шутка подзатянулась.

Водитель, тихо ругаясь, распускал обвязку тента, продергивал задубевшие веревки сквозь кольца креплений, а Гриша Гуев нервно переминался с ноги на ногу – на улице изрядно подморозило. Когда грязный матерчатый полог был наконец откинут, вокруг кузова разлилось слабое, но отчетливое желтое сияние, и на прапорщика уставились большие добрые глаза.

Молодой бычок был удивительного цвета – желтый как новорожденный цыпленок. От его шерсти исходило приятное теплое свечение, а на морде было написано доброжелательное любопытство. Казалось, на улице стало теплее, а в душе прапорщика зашевелилось какое-то смутное неудобство: то ли выпить хочется, то ли, страшно сказать, совесть проснулась…

– Ты это… Извини, мужик. Забирай документы свои, – гаишник протяну папку, – Сам понимаешь, работа такая…

– Да ладно… – начал примирительно водитель, но его прервал гулкий, разносящийся как бы отовсюду колокольный звон.

«Бамммм! Бамммм! Бамммм!»

– Все,- обреченно сказал водитель, – Не успел!

– И что? – спросил осторожно Гуев

– И все… Ой, что сейчас будет…

Несколько секунд ничего не происходило, только раскатывалась над трассой гулкая после колокольного удара тишина. Потом в воздухе замерцал, наливаясь светящейся синевой, большой прямоугольник. Остолбеневший гаишник неожиданно понял, что перед ним соткался из воздуха тонкий как кисея телеэкран, за которым маячила Большая Кремлевская Елка и стоящий рядом с ней Президент – традиционно, несмотря на мороз, с непокрытой головой. К своему ужасу, Гуев понял, что Гарант смотрит сквозь открытое окно экрана прямо на него.

– Та-ак… – сказал Президент тоном, не обещающим ничего хорошего, – Это вы, прапорщик Гуев, срываете проведение всенародного Нового Года?

Гуев открыл рот, но сказать ничего не сумел – дыхание перехватило.

– У меня, можно сказать, первое новогоднее обращение к народу, а вы что делаете? Миллионы людей сидят, налив шампанское, смотрят на экран, я речь сказал, а где куранты? Нет курантов! Прапорщик Гуев помешал! Да вы у меня будете движение оленьих упряжек на Чукотке регулировать! С ездовых собак штрафы брать вяленой рыбой!

Тут, к ужасу Григория, потеснив Президента, в экран втиснулся горячо любимый народом Премьер. Посмотрев на гаишника холодными голубыми глазами, он сказал тихо, но внятно:

– Добрый ты, Дима… Да я его своими руками в сортире замочу! Есть у тебя там сортир, прапор?

– Е…Есть… – затрясся гаишник, обмирая от ужаса, – Нн… нна ууулице…

– Вот и иди туда, готовься, – твердо сказал Премьер

Григорий внезапно почувствовал, что в сортир ему действительно надо. Прямо сейчас. Ой, нет – кажется, уже не надо…