Он подошел к Геррере и Медведю, уже стоявшим у выхода, и они шагнули наружу, жмурясь от яркого света прожекторов.

Когда Тим вошел в дом, Дрей сидела на диване, вытянув ноги. На ней были форменные брюки заместителя шерифа, скроенные на заказ специально для беременных. В том месте, где живот Дрей округлился под тяжестью восьмимесячного плода, пуговицы на брюках были расстегнуты. Когда Тим вошел в кухню, она повернула к нему заплаканное лицо. Он бросил на стол свои бумаги и присел на краешек дивана.

– Господи, мне так нравился Фрэнки. Как же теперь Дженис без него?

– Джим сказал, что неважно.

– Вот что значит риск. – Она попыталась придать лицу строгое выражение, какому научилась у своих старших братьев и которое сохраняла на работе все эти восемь лет, исполняя обязанности единственной женщины в должности помощника шерифа Мурпарка, но ее губы продолжали дрожать, и голос прозвучал хрипло: – Мне хочется обвинять во всем самого Фрэнка. Хочется думать, что он совершил ошибку, сделал что-то неправильно. Представляю, как Дженис подняла трубку…

Она положила голову ему на колени, и Тим несколько минут гладил ее волосы. Мелисса Июэ, постоянная ведущая теленовостей канала КСОМ, окруженная циферблатом и меняющимися картинками съемок с мест происшествий, спокойным и бодрым голосом обнародовала не совсем верные подробности недавнего побега. Обычно Тим и Дрей делились новостями каждый день, поэтому Дрей знала, как все произошло на самом деле.

Простонав, она расстегнула молнию и некоторое время водила рукой по животу. Тиму было приятно смотреть на нее – так же, как и во время ее первой беременности, хотя сама Дрей не любила своей полноты.

– Поела? – спросил он.

– Да, чуть не лопаюсь. А ты?

– С самого завтрака ничего не ел.

Тим заметил, как она нахмурилась, глядя в телевизор, и тоже посмотрел на экран. Дана Лэйк, лос-анджелесская дива из категории знаменитых юристов, сидела на крутящемся офисном стуле напротив Мелиссы Йюэ и как орешки щелкала вопросы телеведущей о своих подопечных, вырвавшихся на свободу. Дана постоянно выступала перед журналистами, представляя каких-нибудь преступников, начиная от уэствудского насильника до террориста со взрывчаткой в ботинках, задержанного в Международном аэропорту. Она выглядела потрясающе: белая фарфоровая кожа, идеальные черты лица и густые каштановые волосы. Однако назвать ее красавицей мешала какая-то дисгармония в ее чертах. Несмотря на всепобеждающую женственность, в ней было что-то отталкивающее – может быть, несколько тяжеловатая нижняя челюсть, а может, слишком холодный изгиб губ. Ее лицо напоминало прекрасную маску, которая была чрезмерно отполирована мастером. Дана Лэйк оперлась локтями на стол ведущей, вытянув руки и демонстрируя безупречный покрой своего костюма.

– Ненавижу эту шлюху, – сказала Дрей. – Весь вечер паясничает, а толком ничего так и не сказала. Ларри Кинг представил ее как «ослепительную женщину-юриста, которая никогда не надевает один и тот же костюм дважды». Как будто из-за этого ею все должны восхищаться. А куда она девает однажды надетые костюмы? Обменивается ими с такими же пресыщенными стервами?

– Она занимается благотворительностью.

Дрей усмехнулась:

– Да, я представляю себе, как бездомные будут щеголять в ее костюмах от Донны Каран, пытаясь согреться в зимнюю стужу. – Она взглянула на стопку файлов с материалами о ходе расследования, лежавшую на кухонном столе, и на значок помощника, болтавшийся на ремне у Тима. – Ну конечно, они хотят, чтобы ты вернулся в опергруппу именно сейчас.

– Я ведь Специалист.

– Ах да, действительно. – Она откинула с разрумянившегося лица прядь коротких светлых волос и обмахнулась краем желтой форменной рубашки. – Я целый день умираю от жары. Потею, как свинья в жилетке. Вся как будто восковая. А когда холодно, начинаю мерзнуть.

– Мне кажется, тебе уже пора в декретный отпуск.

– Чтобы этим бродягам без меня надрали задницу? Мы с Маком сегодня трех байкеров тормознули. Да, и не смотри на меня так удивленно. Мы не можем сунуться в самое пекло, потому что у нас недостаточно сил, но здесь, в этом забытом богом Мурпарке, мы выполняем свой долг. Что там говорит капитан, база данных пополняется?

– Да. – Тим сел перед ней на колени, и Дрей подняла ногу. Тим стянул ботинок и потер ее стопу. Она замурлыкала от удовольствия, выгнув спину, словно кошка. – Наш визит к Дядюшке Питу натолкнул меня на ряд интересных мыслей, – сказал он. – Я хочу, чтобы у тебя появилась куртка с именем твоего хозяина. И татуировка прямо… здесь: «Собственность Тима Рэкли».

– И ты посадишь меня сзади?

– Да, я посажу тебя сзади.

– Ах, неси чернила, Большой Папочка.

«Некстел» Тима зашипел – частота была служебной.

Дрей засмеялась:

– Ну вот. Что же, придется мне и дальше сидеть на диване вспотевшей и брюхатой.

Тим раскрыл телефон, вышел на кухню и нажал кнопку приема вызова.

– Рэк, это Фрид.

– Как там с «метисами»?

– Как это правильно произносится – Ch'ingate, pinche cabr'on? [2] Не знаю, как переводится.

– Выяснили что-нибудь?

– Меня даже не пустили внутрь посмотреть на Эль Вьейо. Эти ребята здорово прикрывают босса. За клубом сейчас присматривает помощник из местного управления. Это все, что мы смогли сделать. «Метисы» жужжат, будто рой диких пчел. Если «грешники» хотят вытурить их оттуда, пусть попробуют сами.