Среди новых пациентов, о которых говорила доктор Бишоп, только трое чувствовали себя настолько плохо, что их нужно было госпитализировать. Крейн уже побеседовал с двумя больными — сорокадвухлетним мужчиной, страдавшим рвотой и поносом, и вот этим, предполагаемой жертвой инсульта, и выяснилось, что ни один ни другой больше не нуждаются в стационарном лечении. Нет сомнения, доктор Бишоп просто держала их под наблюдением.

Крейн повернулся и кивнул Бишоп, стоявшей поодаль.

— Никаких признаков ишемического приступа, — сказал он, когда врачи вышли в коридор.

— Кроме начального состояния.

— Говорите, сами его наблюдали?

— Да. И все признаки ишемии были налицо.

Крейн помолчал. Пока он осматривал этих двоих пациентов, Бишоп говорила мало, но враждебность по-прежнему ощущалась. Ей бы не понравилось, если бы ее диагноз подвергли сомнению. Придется быть максимально тактичным.

— Самые разные состояния могут давать сходные симптомы… — начал он осторожно.

— Я проходила интернатуру в кардиологическом отделении и повидала немало больных с ишемией. Поэтому ни с чем ее не спутаю.

Крейн вздохнул. Недружелюбие Бишоп стало утомлять. Конечно, никому не понравится, когда вмешиваются в его работу, и, наверное, Мишель считает, что Крейн вторгся на ее территорию. Но дело в том, что медики на станции провели только самые поверхностные исследования, рассматривая каждую жалобу отдельно. Крейн был убежден, что если бы они копнули глубже, изучив проблему в комплексе, то смогли бы выявить нечто общее. И вопреки всему, что рассказала ему Бишоп, он по-прежнему считал, что все случаи так или иначе связаны с кессонной болезнью.

— Вы мне так и не ответили, — сказал он. — Здесь ведь есть гипербарическая камера?

Она кивнула.

— Я бы хотел поместить этого человека туда. Посмотрим, может быть, понижение давления и чистый кислород облегчат боли в конечностях.

— Но…

— Доктор Бишоп, Ашер сказал мне, что для обеспечения высокого давления здесь, на станции, используется секретная технология, пока не слишком опробованная в полевых условиях. Может быть, всему виной кессонка.

Бишоп не ответила. Она нахмурилась и отвернулась. Крейн начал терять терпение.

— Поговорите с Ашером, если вам не нравится, — сказал он жестко. — Он пригласил меня, чтобы я высказал свое мнение. Этого больного надо определить в декомпрессионную камеру. — Он помолчал, давая ей время подумать над его словами. — А теперь навестим пациента номер три.

Самый интересный случай он приберег напоследок — под номером три значилась женщина, которая жаловалась на онемение и слабость мышц обеих рук и лица. Когда они вошли, она не спала. Ее кровать была окружена приборами контрольной аппаратуры самого последнего поколения, которые издавали негромкие сигналы. Крейн сразу почувствовал, что здесь атмосфера другая. Он заметил и отчаяние в светло-карих глазах, и напряженное от беспокойства, исхудавшее тело. Даже не прибегая к диагностике, он мог сказать, что случай серьезный.

Крейн открыл планшет, и жидкокристаллический экран ожил. Автоматически появилась анкета истории болезни. «Наверное, подключен к датчику ближней локации», — подумал Крейн.

Он глянул на общие сведения:

Подняв взгляд от планшета, он увидел, что в комнате появился морской офицер. Высокий худой человек, светлые глаза которого были посажены слишком близко к носу, причем правый глаз немного косил. На рукаве моряка были нашивки коммандера, а золотая эмблема на левом уголке воротника указывала, что он принадлежит к службе разведки. Вытянув руки по бокам, мужчина прислонился к косяку двери и не смотрел ни на Бишоп, ни на Крейна.

Врач повернулся к больной, решив не обращать внимания на вновь прибывшего.

— Мэри Филипс? — спросил он, автоматически переходя на тот спокойный тон, каким давным-давно научился разговаривать с пациентами.

Женщина кивнула.

— Я не отниму у вас много времени, — сказал он, улыбаясь. — Мы пришли, чтобы помочь вам скорей поправиться.

Пациентка тоже ответила улыбкой — едва заметным подергиванием губ.

— Вы по-прежнему ощущаете онемение лица и рук?

Мэри снова кивнула, моргнула и промокнула глаза салфеткой. Крейн увидел, что, когда она моргает, веки смыкаются не полностью.

— В какой момент вы впервые это почувствовали? — спросил он.

— Дней десять назад. — Женщина говорила с акцентом уроженки Среднего Запада. — Нет, недели две. Сначала ощущение было такое слабое, что я не обратила внимания.

— Вы были на работе или отдыхали, когда заметили это впервые?

— На работе.

Крейн глянул на планшет.

— Здесь не указано, чем вы занимаетесь.

За нее ответил офицер у двери:

— Потому что, доктор, это не имеет большого значения.