Валяюсь на кровати, слушаю Мерлина Менсона «Я не святой» из моего самого любимого альбома «Золотой век гротеска» и читаю Даниэлу Слоумэн.

Здесь недавно появился парень на мотоцикле. Симпатичный такой, из Испании приехал. У него за спиной еще все время этот прилипчивый карлик Джейсон болтается. Ах, как бы я хотела сидеть там, на заднем сиденье!.. Пальцы сами собой ложатся между ног, как вдруг раздается стук в дверь и вплывает его туша. Вижу, он все еще расстроен. Прячу руку за книгой.

– Ты бы лучше в стойло пошла, мерина своего попинала, чем тут валяться да всякую чушь слушать.

Отрываю взгляд от «Жизни поневоле».

– Ветеринар сказал, Миднайту нужен отдых, еще не закончился курс противовоспалительных препаратов.

– Он и тебе велел прохлаждаться? Отведи мерина на конюшню к Ля Рю, там-то его быстро вылечат.

Черт бы тебя побрал, смени пластинку, а?

– Я делаю все, что сказал Добсон…

– Твой никчемный Добсон ни черта не знает. А как ты собираешься обойти Лару, эту ракету, на такой дойной корове?

Этот паразит только жрет и жрет; если ему все время подсыпать в кормушку, он просто лопнет. Мне кажется, ты его перекармливаешь.

– К чему пустая болтовня? – Я отворачиваюсь. Чем грубее он говорит со мной, тем сдержаннее я себя веду. Это наша с ним единственная игра, где я всегда побеждаю, – и он, в конце концов, выглядит деревенским дурачком.

Однако сейчас он не бесится; напротив – улыбается.

– А знаешь, ты здорово похудела. Это большой плюс против Лары. Не расслабляйся, продолжай. – И подмигивает мне.

От такого поведения просто блевать хочется; это у него называется приятное общение.

Ощущение – как будто в душу плюнули и надругались. Прямо так и подмывает пойти в «Бургер-Кинг» и налопаться. Он всегда прекрасно знает, как мне нагадить. И что только мать в нем нашла? Их ведь ничто не связывает. Неужели раньше что-то было? Вспоминаю фото, на которых они молоды; она – хорошенькая, он – такой, как сейчас. Не могу вообразить, что им овладел приступ нежности, даже на какое-то мгновение, чтобы навсегда запечатлеть женское имя на своей коже. Вот бы вернуть к жизни того человека, хотя бы на день!

Сейчас родители совершенно чужие друг другу. Он даже в годовщину свадьбы и минуты с ней наедине не выдержит. А посему заявил, что мы пойдем куда-нибудь отпраздновать «всей семьей». Мог бы свозить нас и в Эдинбург, и в Глазго. Пусть даже в Данфермлин или Керколди. Увы, такие простые движения души за гранью его понимания. Отец построил и отвел нас в «Ля Дюкаль». Неплохой ресторан, но ближе в Кауденбите уже некуда.

– Да, вот разгуляемся! – Я не упущу шанса поиздеваться над ним, услышав такие новости.

– «Ля Дюкаль» – милое место. – В мамином голосе звучат унижение и благодарность.

– Мне за руль нельзя – из-за милых парней из окружной полиции, – объясняет он свой выбор.

Забавно, когда надо ехать на работу, то можно. Я уже готова предложить себя в качестве водителя, но фиг вам – сегодня я выпью.

– А что, общественный транспорт отменили?

– Фу, вонючий поезд! – Индиго морщится.

– Терпеть не могу ждать поездов, а такси – это обдираловка, – объясняет он. – Итак, решено: остаемся в Кауденбите.

Не стану кривить душой, «Ля Дюкаль» мне нравится. Городишко вроде Кауденбита не заслуживает такого заведения. И перекусить есть чем, и капуччино неплохой. Если не смотреть в окно, можно даже внушить себе, что ты в каком-то приличном месте. Как написали в «Санди пост»: «Прекрасные блюда, внимательные официанты, приятная атмосфера». Насчет соседей за столом, правда, ничего не обещали, но, увы, приходится чем-то жертвовать.

– Как мило, – говорит мама. Наверное, если бы она угодила в Освенцим в сороковые годы, сказала бы то же самое.

– Так сколько лет вы все-таки женаты? – спрашивает Индиго, похрустывая гриссини.

– Теперь уже больше восемнадцати. – Отец залпом выпивает вино и снова наполняет бокал. Я протягиваю свой. Он смотрит косо, но наливает.

Когда приносят главное блюдо, у отца звонит мобильник.

– Том!..

Мамин вялый протест отклонен.

– Придется ответить. – Он подмигивает. – Я на минутку, девочки. – А потом сухо лает в трубку: – Привет, подожди минуту.

Отец выходит на улицу; вижу, как он бродит за окном, прижимая телефон к уху, словно робота-вампира, сосущего из него жизнь.