Шрифт:
– Вот именно.
– Замести ее под ковер? Отложить расчет до более подходящего времени?
– Многословно говоря.
– И вы считаете, что таким способом можно покончить с вашей гидрой? Отрубить одну из голов и надеяться на лучшее? А вам надо выжечь корни, как сделал Геркулес. Вы должны напасть на чудовище со стрелами, пропитанными ядом.
– Вы хотите взять на прицел Дом Саудов?
– Не только Дом Саудов, – сказал Габриэль. – А также ваххабитов-фанатиков, с которыми они заключили двести лет назад кровавое соглашение. Они ваш настоящий враг, Адриан. Это они создали гидру.
– Мудрый принц выбирает место и время сражения, и сейчас не время рушить Дом Саудов.
Габриэль погрузился в хмурое молчание. А Картер уставился на свою трубку и слегка приминал табак в ожидании, словно преподаватель – ответа тупицы студента.
– Надо ли мне напоминать вам, что они целились в Шамрона?
Габриэль мрачно посмотрел на Картера.
– В таком случае почему же вы колеблетесь? Я-то считал, что вы будете натягивать поводок и рваться прикончить бин-Шафика, после того что он сделал со стариком.
– Я жажду заполучить его больше, чем кого угодно другого, Адриан, но я никогда не натягиваю поводок. Это опасная операция – слишком опасная для васдаже в качестве попытки. Если что-то пойдет не так или если нас поймают при совершении операции, это плохо кончится – для всех троих.
– Троих?
– Для вас, меня и президента.
– Так что следуйте одиннадцатой заповеди Шамрона и все будет в порядке. «Никогда не давай себя поймать».
– Бин-Шафик – это призрак. У нас нет даже его фотографии.
– Это не совсем так. – Картер снова сунул руку в папку, извлек оттуда еще одну фотографию и положил на кофейный столик перед Габриэлем. На фотографии был мужчина с узкими черными глазами, лицо его было частично скрыто куфией. – Это бин-Шафик почти двадцать лет назад, в Афганистане. Он был тогда нашим другом. Мы находились на одной стороне. Мы поставляли оружие. Бин-Шафик и его хозяева в Эр-Рияде поставляли деньги.
– И ваххабитскую идеологию, которая способствовала рождению Талибана, – сказал Габриэль.
– Ни одно хорошее дело не остается безнаказанным, – покаянно произнес Картер. – Но у нас есть нечто более ценное, чем фотография двадцатилетней давности. У нас есть его голос.
Картер взял маленький черный пульт, наставил его на радиоприемник и нажал на кнопку воспроизведения. Секунду спустя двое мужчин заговорили по-английски: один с американским акцентом, другой – с арабским.
– Насколько я понимаю, саудовец – это бин-Шафик?
Картер кивнул.
– Когда была сделана запись?
– В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году, – сказал Картер. – На конспиративной квартире в Пешаваре.
– А кто американец? – спросил Габриэль, хотя и знал уже ответ.
Картер нажал на кнопку «Стоп» и посмотрел в огонь.
– Я, – сухо произнес он. – Американец на конспиративной квартире в Пешаваре был я.
– Вы бы узнали бин-Шафика, если бы снова его увидели?
– Возможно, но, по сообщениям наших источников, он сделал несколько пластических операций, прежде чем занялся оперативной работой. Правда, я бы узнал шрам на его правой руке. В него попал кусок шрапнели, когда он был в Афганистане в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Шрам идет почти от кисти чуть не до локтя. Ни один пластический хирург не мог бы ничего с этим сделать.
– Это на внешней стороне руки или на внутренней?
– На внутренней, – сказал Картер. – У него от этой раны рука немного усохла. Он прошел через несколько операций, но ничто не помогло, поэтому он склонен держать ее в кармане. Он не любит рукопожатий. Он гордый бедуин, этот бин-Шафик. Он не уважает физическую неполноценность.
– Я полагаю, ваши источники в Эр-Рияде не смогут сказать нам, где он прячется в империи Зизи?
– К сожалению, нет. Но мы знаем, что он там. Внедрите агента в Дом Зизи, и рано или поздно бин-Шафик войдет в этот дом через заднюю дверь.
– Внедрить агента под бок Зизи аль-Бакари? Как, Адриан? У Зизи больше охранников, чем у многих глав государств.
– Я и не мечтаю вмешиваться в оперативные вопросы, – сказал Картер. – Но будьте уверены: мы готовы набраться терпения и намерены довести дело до конца.
– Терпение и доведение дела до конца не являются типичными достоинствами американцев. Вы хотите заварить кашу и перейти к следующей проблеме.
Снова наступило долгое молчание, нарушаемое на этот раз постукиванием трубки Картера о край пепельницы.