Робин. Да. Взрослея, будем испытывать неловкость, что пропустили какую-то раннюю ступень. И чем будем старше, тем больше стыд – обнаружить, что с чем-то важным не справились, ведь если это откроется, мы даже в собственных глазах – несмышленыш-ребенок.

Джон. Значит, обманем других...

Робин. Сначала – других, потом привыкнем и кончим тем, что станем скрывать факт от самих себя.

Джон. Вы хотите сказать, даже не заметим, как обзавелись проблемой?

Робин. Именно. А раз человек не признается себе, что чего-то важного не пережил, он и не стремится компенсировать упущенное. Решает же проблему компенсаторный опыт.

Джон. Да, но мне непонятно, почему, скрывая факт от других, мы в результате "засекретим" его для себя.

Робин. Мы стыдимся чувства – верно?

Джон. Да.

Робин. Уж лучше бы от него отделаться! Хорошо, мы замечаем что-то вокруг нас или не замечаем – как захотим. Так же и с тем, что внутри нас, с мыслями, чувствами. Не хотим замечать каких-то мыслей и чувств, вот и учимся "отводить взгляд" от них. Раз за разом вырабатывается привычка, и мы уже инстинктивно "отворачиваемся" от какой-то эмоции. Американский психиатр Харри Стак Салливан назвал это "выборочным невниманием".

Джон. Значит, если мы не обращаем внимания на какую-то эмоцию...

Робин. ...то скоро вообще про нее забудем, так сказать, отгородим "ширмой" эту эмоцию в сознании, спрячем ее.

Джон. Стыдно из-за нее, стыдно быть слабым?

Робин. Да. А к тому же – плохим.

Джон. В каком смысле? Вы о морали?

Робин. В конечном счете все сводится к морали, но главное – очень неприятно, мучительно ощущать себя отвергнутым, нелюбимым из-за этой злополучной эмоции.

Джон. Эта эмоция, значит, делает человека "плохим" уже в его собственных глазах, и он ее прячет.

Робин. Именно.

Джон. Давайте возьмем какую-то определенную эмоцию, гнев, например. Как ребенок учится его прятать?

Робин. В нормальной здоровой семье каждый временами бывает сердит, что не считается за ужасное преступление. Ребенку позволят немного позлиться, и родители не станут всякий раз устраивать из-за этого разбирательство. Ребенок усвоит, что гнев – естественная эмоция, что она допустима и не ведет к карательным мерам со стороны родителей. Если в семье именно так – без лишней строгости – принимают гнев, ребенок, не опасаясь, научится выражать эту эмоцию и при поддержке старших – справляться с ней соответственно социальным нормам поведения.

Джон. Ну, а каким образом случается сбой?

Робин. Есть два объяснения. Первое – традиционное, предлагаемое Фрейдом и ранними психоаналитиками. Они считают, что эмоция "прячется" – вытесняется – в результате "травмы".

Джон. То есть какого-то отдельного, но чрезвычайно болезненного события.

Робин. Верно. Например, начинающий ходить малыш переживает чрезвычайный испуг, связанный с гневом: он разбушевался, а мать, не дожидаясь "финала" сцены, исчезает из дома, ей надо в больницу. Он слишком мал и не понимает, что одно с другим не связано; наоборот, может подумать, что мать оставила его, потому что он злился, потому что – "плохой". И дальше: вместо того, чтобы справиться с этой эмоцией, научиться ее контролировать, чувствуя себя под защитой и любимым в семье, даже когда он "злючка", теперь всякий раз пугается своего раздражения. Любое следующее переживание в его жизни усугубляет ситуацию, усиливает страх. Например, он подерется с мальчиком, который, неудачно упав, серьезно пострадает. Но наш бедняга опять будет винить только себя и еще больше будет пугаться гнева. В конце концов эта эмоция покажется ему настолько "плохой", что он попробует притвориться, будто ее не существует, он спрячет эмоцию от себя.

Джон. Так. Знаем фрейдистское толкование. Но еще я слышал, Вы говорили в связи с такой ситуацией: "Голливудская мелодрама".

Робин. И какая! Впрочем, теперь ясно, что "упрятывание" эмоций может происходить и не столь очевидным, не столь драматичным образом. Процесс может протекать мягче... если определенная эмоция смущает или же пугает родителей ребенка. Наш малыш, делающий первые шаги, постепенно усвоит, что гнев – это "плохо", потому что все в его семье стыдятся гнева.

Джон. То есть вся семья воспринимает гнев как "плохую" эмоцию?

Робин. Именно. Ребенок получает соответствующий урок снова и снова; он видит, как гнев расстраивает его родителей, видит, что они просто не способны справиться с эмоцией, а как только он сам попробует рассердиться, его или не замечают, или изолируют, или даже отчитывают. Очень скоро он, разозлившись, чувствует себя страшным "бякой". А поскольку все дети хотят, чтобы родители их любили, хотят в ответ любить и радовать родителей, то ребенок начинает прятать от них свой гнев.

Джон. У ребенка гнев соединяется со страхом быть отвергнутым родителями, а страшнее для него ничего нет.

Робин. Да, об этом я только что сказал: он чувствует себя страшно "плохим". Еще он чувствует, что притворяется, ведь он не может оставаться самим собой. Он ощущает отторгнутость от родителей, потому что его не всего принимают: он же притворился, будто гнева в нем нет. Притворяться – плохо, но еще хуже, если родители совсем его отвергнут, и он, вероятно, предпочтет притворяться и оставаться любимым, чем быть самим собой, но – отвергнутым.