«В Москву, в Москву», – повторяла Надька, как чеховские три сестры. Она уже знала, что уедет. Но медлила. Ее держало «а вдруг». Это «вдруг» могло возникнуть внезапно, как автобус из-за угла.

Однако события развивались последовательно и логично. Райнера выгнали с работы, на его место взяли мужа Греты, что тоже вполне логично.

Райнер перестал ходить на работу. Можно было бы сбрасывать на него ребенка, но и это нельзя.

Однажды в полдень явились двое молодых немцев и стали выносить из дома мебель. Оказалось, что Райнер задолжал за квартиру и по закону у него описали имущество. И теперь мебель шла за долги.

Служащие привыкли к тому, что их действия, как правило, сопровождались криком, воплями, чуть не дракой. Но в данном случае все было тихо и почти равнодушно. Хозяин спал на диване, отвернувшись к стене, а хозяйка стояла с бесстрастным лицом, как будто происходящее не имело к ней никакого отношения. У ног ползал ребенок. Служащие переглянулись и оставили детскую кроватку.

Для того чтобы вынести диван, надо было сгрузить Райнера на пол. Служащие подумали и оставили все на своих местах.

Райнер спал в алкогольной отключке. Где-то бродило его сознание. Коротил искрами отравленный мозг. Никакой реальности, никакой ответственности. Хорошо.

Через десять дней в почтовый ящик опустили бумагу, уведомляющую Райнера, что он должен освободить квартиру.

Изучив бумагу, Райнер протрезвел и сказал Надьке:

– У меня есть друг. У друга есть дача. Мы можем жить на даче. Правда, там дровяное отопление и удобства во дворе.

– Что это за дача без туалета? Сарай? – не поняла Надька.

Она представила себе сарай со щелями в потолке. Можно любоваться звездами, не выходя из дома. Ехала за Онассисом, а будет жить в сарае как последний клошар.

– Значит, так, – спокойно сказала Надька. – Ты можешь жить где хочешь. Я от тебя ухожу.

– Куда? – не понял Райнер.

– Куда угодно.

И это было правдой. Надька не знала, куда ей податься. Она знала только то, что больше не останется с Райнером ни одной минуты.

Никакого имущества, кроме Маши, у нее не было. Надька взяла спортивную сумку и стала складывать в нее детские одежки, погремушки и бутылочки для питания. И почему-то у нее было хорошее настроение. Она завершила очередной этап своей жизни, и он должен был отвалиться, как отработанный хвост от ракеты.

У Аристотеля Онассиса тоже были сложности. Его близкая подруга, певица, захотела похудеть и проглотила солитера в капсуле. Солитер стал жрать ее изнутри. Певица сильно похудела. Добилась своего, но умерла. В гробу выглядела хорошо.

Так что богатые тоже ошибаются. И очень сильно.

Надька зашла в телефон-автомат и позвонила Грете. Сообщила, что стоит на улице с ребенком на руках.

– Это твоя дорога, – отреагировала Грета.

Она была сторонницей жесткого воспитания. А может быть, дистанцировалась от Райнера. Для них Райнер тоже явился ракетоносителем. Доставил до нужного уровня и полетел вниз. У каждого своя дорога.

Надькина дорога вела в бордель. Там была кровать, еда и даже выпивка. Но с детьми в бордель не пускают.

Надька нарисовалась в дверях Левы Рубинчика.

– Можно, я у тебя переночую? – прямо спросила Надька.

– Ко мне через неделю приезжает жена, – соврал Лева.

– Ну так это через неделю… За неделю я устроюсь.

Надька видела, что Рубинчик врет. И он тоже не верил Надьке. Куда она устроится? Однако выставлять живого человека – вернее, двух живых людей, на улицу он не осмелился.

Надька поселилась у Рубинчика. Он уходил, приходил, по вечерам играл с девочкой. А по ночам спал с Надькой.

Надька, в свою очередь, вела хозяйство как умела, растила свою дочь. Все это было очень семейно и уютно, однако бесконечно продолжаться не могло.

Однажды Рубинчик привел своего друга, француза, с которым у него был общий бизнес. Какой именно – Надька не вникала. Кажется, картинная галерея. Лева вывозил из России современных художников, а Жан-Мари продавал. Русские художники не знали себе цены и довольствовались малым. А Жан-Мари знал, что почем. Лева был благодарен французу. Надька вошла в пакет благодарности.

Жан-Мари – человек-гора. Надька не представляла себе, что француз может быть таким пузатым. И рожа как пузырь. Но очень веселый и богатый. А это сочетание украшает. Веселье и богатство – это гораздо лучше, чем уныние и нищета.

У Жан-Мари в Париже был двухэтажный дом в хорошем районе. К этому дому прилагалась жена с тремя детьми, но в данный период времени они жили раздельно.

– Почему? – поинтересовалась Надька. Ей надо было знать свои перспективы.

– Я играю на ипподроме, – просто сказал Жан-Мари. – Она недовольна.