– Т-ты чего?!. – но тут же пришел в себя и как ни в чем не бывало спросил Лугальбанду: – Послушай, а за что я убил Сивана?

– Та-ак... – зловещим голосом протянул маг-эксперт. – Ты, значит, все-таки признаешься в убийстве...

– Вовсе нет! – спохватился Ницан. – Вот еще... Просто я хочу знать, что думает полиция. Если я убил его преподобие, то должна же быть какая-то причина.

Лугальбанда – вернее, его фантом – некоторое время сверлил сыщика пронзительным взглядом, потом нехотя ответил:

– Версия обвинения состоит в том, что тебя пытались выставить из приюта по причине позднего времени. Ты был пьян и всячески этому сопротивлялся. Младший жрец Сиван, отвечавший в тот вечер за порядок, вынужден был применить силу. Ты страшно разозлился, выследил его, когда он шел в храмовый виноградник по каким-то хозяйственным делам, и убил. Исходя из твоих привычек, которые хорошо известны полиции, такое развитие событий представляется и следователю, и представителям обвинения вполне правдоподобной.

– С какой стати мне убивать, даже если он меня и вытурил? – Ницан изумился. – Да я бы в таком случае должен был бы перерезать по крайней мере половину вышибал в городских кабаках!

– А вот об этом ты расскажешь в суде, – с мрачным ехидством ответил Лугальбанда.

– В суде? – воскликнул Ницан. – Я практически готов доказать собственную непричастность! Во всяком случае, у меня есть объяснение всех подозрительных обстоятельств дела!

В нескольких словах он объяснил Лугальбанде ситуацию с реакцией жертвенных овец, а также сообщил о том, что вел частное расследование по заказу как раз покойного Сивана. Упомянул и о характере расследования. Рассказал о смерти госпожи Энненет – не боясь нареканий за непрошенный новый визит в храм Анат-Яху, то есть, на место преступления. О том, что предшествовало этой смерти и о загадочных ее обстоятельствах. И конечно же, о смерти господина Алулу-Бази, предшествовавшей всем событиям.

– Полагаю, именно эта смерть и вызвала первые подозрения покойного Сивана, – закончил Ницан.

Лугальбанда озадаченно почесал переносицу.

– Ну-ну, – сказал он задумчиво. – очень интересно рассказываешь. Значит, испорченные печати. Ну-ка, покажи, может, мне удастся что-нибудь установить.

– Э-э... Видишь ли, Лугаль, их у меня нет, – смущенно ответил сыщик. – Их у меня украли.

Брови мага-эксперта удивленно взлетели.

– То есть как – украли?

Ницан рассказал о нападении невидимки.

– Но у меня есть отчет госпожи Баалат-Гебал! – поторопился сообщить он. – И письмо госпожи Шошаны Шульги!

– Госпожа Баалат-Гебал, как я понял, не жаловалась на нарушения? – осведомился Лугальбанда.

– Не жаловалась, – подтвердил Ницан. – Потому и жива осталась.

Маг-эксперт снова задумался.

– Ладно, – неохотно сказал он. – Предположим... Ну а как насчет убийства, в котором тебя обвиняют?

Ницан удивленно захлопал глазами.

– Но... Послушай, Лугаль, я же объяснил... – пробормотал он и снова повторил аргументы, уже приведенные ранее.

Лугальбанда слушал, не перебивая. Его темное лицо, контрастировавшее с белоснежной бородой, сохраняло выражение угрюмой сосредоточенности.

– ...А память кинжала сохранила мое прикосновение, потому что я скорее всего попытался выдернуть кинжал из раны и как-то помочь Сивану, – закончил Ницан. Умник, все это время слушавший хозяина с восторгом, радостно закувыркался. Ницан попытался поймать пляшущего демоненка, но тот ловко уворачивался от руки сыщика.

Лугальбанда некоторое время неодобрительно наблюдал за странными жестами своего приятеля. Потом спросил:

– А почему, кроме твоего прикосновения, кинжал ничего больше не помнит?

– Не знаю, – честно признался Ницан. При этом Умник перестал мельтешить по столу и вновь уселся на излюбленную чернильницу. – Но этот вопрос, полагаю, можно будет решить после окончания следствия и ареста настоящего преступника.

Лугальбанда покачал головой и тяжело вздохнул.

– Это тебе так кажется. Магическое воздействие, изменение маршрута, потеря памяти. Поведение овец. Все это косвенные признаки, дорогой мой. Что же до финансовых махинаций – признаю, что здесь есть, над чем подумать. Признаю, что они возможно связаны с гибелью двух или даже более обитателей дома престарелых. Могу признать даже (хотя и с трудом) связь этих махинаций с убийством преподобного Сивана. Но при чем тут твоя невиновность?

Ницан онемел. Его челюсть немного отвисла, а глаза превратились в два неподвижных тусклых шекеля – старых, естественно, на которые не купишь сегодня ни черта путного.

Лугальбанда некоторое время ждал ответа, потом объяснил:

– Все, что ты рассказываешь, имеет весьма важное значение. Но ведь при этом обвинение вполне может рассуждать таким образом, что исполнителем являешься ты. На тебя падают улики в убийстве несчастного Сивана. Ты, кстати говоря, владеешь магическим искусством – не очень профессионально, но все-таки на уровне выпускника курсов полицейской магии. И тебе придется долго доказывать свою неспособность совершить все то, о чем сам же рассказал только что... Понимаешь, пока ты не выявишь истинного организатора и истинного исполнителя преступлений, пока ты не найдешь неопровержимых доказательств их вины – единственным подозреваемым являешься ты, а все остальное... – Лугальбанда выразительно развел руками. – И учти, – добавил он. – Я говорю – до тех пор, пока ты не найдешь, потому что ни полиция, ни обвинитель ничего искать не будут. Их вполне устраивает уже сложившаяся версия. Улики налицо, соответствие психологическому портрету преступника – тоже...