В конце концов мне с грехом пополам удалось протиснуть свою задницу сквозь пролом и вытянуть следом Знамя, после чего я смог все-таки оглядеться. Там было темно. Никакого света, кроме красноватого свечения, исходившего из трещины в полу примерно в полумиле от меня…

Смерть есть вечность. Вечность есть камень.

— Камень молчит, — промолвила Госпожа.

Это своего рода бессмертие.

Земля содрогнулась. Откуда-то сверху донесся скрежет трущихся друг о друга камней. Тяжелая тьма вздымалась над пробивавшимся красноватым светом. Люди, прибывавшие сзади, напирали, подталкивая нас троих вперед. Наконец протиснулся в щель и Лонжинус с факелом, который если и не рассеивал тьму, то, во всяком случае, давал возможность видеть, куда ставить ноги.

— Одноглазый считает, что мы идем прямиком в ловушку, командир, — продолжил я рассказ о своих ночных похождениях.

— Что за ловушка? Кто ее расставил?

— Мне не выпало случая потолковать с дерьмовым коротышкой на эту тему.

— Ловушку расставила моя сестра, — вмешалась Госпожа. — Пусть ее немедленно притащат сюда. Кажется, впредь я перестану прислушиваться к своему внутреннему голосу и стану во всем следовать советам Мургена. Можно будет оставить ее здесь, когда мы двинемся в обратный путь.

Я кивнул, как будто это решение пришлось мне по душе. У меня не было охоты напоминать Госпоже, что она уже убивала свою сестрицу. Костоправ приподнял бровь, взглянул на меня — но так ничего и не сказал. Ему надо было поддерживать мир.

— Доставьте их всех сюда, — распорядилась Госпожа. В иные моменты она становилась чем-то большим, чем просто Лейтенант.

С Ловца едва не содрали шкуру, когда протаскивали ее сквозь трещину, но эта сука все равно улыбалась за своим кляпом Это приводило меня в бешенство. По всем человеческим понятиям она, исстрадавшись от голода, жажды и грязи, должна была пребывать в глубочайшей депрессии. О том, что ей требуется есть или справлять нужду, вспоминали лишь изредка, и делала она это под бдительным присмотром Лебедя, Махера или князя. Нож ни в какую не желал иметь дела с Ловцом. Скорее всего он ненавидел ее постольку, поскольку такие чувства испытывала к ней Госпожа, а почитание Госпожи приобрело у него характер навязчивой идеи.

Хотя Ловец вроде бы и не тужила, старину Мургена она одарила особым взглядом: мрачным и не сулившим ничего хорошего.

— Посмотрим, что к чему, — бросила Госпожа. Она склонилась над Ловцом, но глаза при этом подняла на Костоправа.

— Ты здесь. И что ты собираешься делать теперь? Было ясно, что у нее очередной перепад настроения. Я знал: Костоправ хотел сказать ей, что это вовсе не Хатовар, что мы прошли полмира и побывали в аду не ради того, чтобы отыскать заброшенные развалины. Но он не знал правды и ни в чем не мог быть уверен. А потому промолчал. Костоправ становился все более сдержанным. Пробормотав что-то себе под нос. Госпожа взяла Душелова за подбородок и заставила сестру посмотреть ей в глаза.

— Скажи, дорогуша, ты ни чем не хочешь со мной поделиться? Может быть, у тебя есть маленький секрет, Ловец подмигнула мне. Госпоже не приходилось рассчитывать на успех. У меня сложилось впечатление, что ей хотелось убраться отсюда поскорее и подальше — хотя бы и в ад.

Госпожа пребывала в скверном расположении духа. Как и Ловец. К счастью для Кины, та была богиней и могла не особо беспокоиться по этому поводу.

Ловец улыбалась и, разумеется, ничего не отвечала. Я предполагал, что она не станет отвечать даже ради спасения собственной шкуры. Все Десять Взятых были уязвимы лишь настолько, насколько удавалось использовать их навязчивые идеи — Дерь-мо-о! — донеслось из темноты, эхом отдаваясь от стен. — Что это за хрень такая? Капитан! Мурген! Вы только взгляните.

Костоправ пожал плечами и кивнул. Сейчас не имело значения, куда его зовут и зачем. Ему нужен был предлог, чтобы ненадолго смыться от Госпожи.

Я зашаркал по полу, которого не видел, лишь ощущал его под ногами. Позади слышалось шарканье ног Костоправа. И бормотание: он бурчал себе под нос и покачивал головой, словно желая понять, какого черта он здесь делает. Не может же быть, чтобы последние тридцать лет он рвался именно сюда. Это просто бред. Чья-то злая шутка. Эти дурацкие развалины никак не могли быть местом рождения Вольных Отрядов Хатовара. Здесь не было никаких признаков… вообще ничего не было.

Я чувствовал, как нарастает в нем отчаяние. И знал: оно будет крепнуть и расти, пока не овладеет им полностью. А потом он убедит себя в том, что позволил себе отвлечься, сбиться с пути, а потому мы забрели не туда. Вскоре после возвращения в Кьяулун ему придет в голову, что для отыскания подлинного Хатовара необходимо раздобыть и прочесть старые Летописи. Любой ценой. В том числе и ценой кровопролития, способного положить начало Году Черепов. Что и требуется Кине.

Она есть тьма, это уж точно.

Я знавал кучу баб, которые с полным правом могли претендовать на это прозвище. Но сейчас оно в первую очередь принадлежало старушке Кине.

— Мать твою!.. — ругнулся Старик, ухватив меня за плечо. Он резко остановился всего в нескольких шагах от бездонной пропасти, той самой, откуда исходил красноватый свет и над которой, как можно было теперь видеть, слегка клубился туман. Задумавшись, он едва не навернулся в бездну. Но отнюдь не пропасть привлекла его внимание, равно как и внимание тех парней, которые подняли шум.