— Все дело в мысленном взоре, — бормотал Росситер себе под нос. — Интересно, сильная ли была метель?

Самое странное во всем этом, думал я, выбравшись из каретного сарая и снова шагая по подъездной аллее, то, что он вовсе не прикидывался психом, чтобы скрыть свою проницательность. Его мысли действительно блуждали по самым невероятным лабиринтам. Рассеянный дружелюбный тип в пыльном зеленом пальто бродил, направляясь сам не зная куда, натыкался на все предметы, а если ему задавали вопрос, вполне серьезно отвечал своим мыслям, а не тому, о чем его спрашивали. Росситера интересовали идеи, а не люди или окружающая обстановка. Какая безумная мысль пришла ему в голову, когда он полез на чердак каретного сарая в поисках ведер, чулок, каретных пологов и прочего, я не знал, но чувствовал уверенность, что он искренне радовался обнаруженным «ключам».

На звонок в дверь ответил Сарджент. Он выглядел подавленным.

— Входите, — пригласил окружной детектив, — и помогите мне. Я записываю все, что мне сообщают, но будь я проклят, если знаю, что об этом думать. Хотя, кажется, у меня есть идея.

— Какая?

— Я получил заключение дока. Это действительно был гиосцин — хотя мы и так об этом знали. Туиллс принял около четверти грана — в бутылке с бромидом содержался как минимум гран, и в его стакане остались следы… Сифон, которым пользовался судья Куэйл, по словам дока, содержал почти два грана. Толку нам от этого чуть, но мы, по крайней мере, знаем, где находимся. Пошли в библиотеку. Я собираюсь поговорить с горничной.

— Значит, будет дознание?

— Да. Но не раньше чем через пару дней. Док все еще надеется, что обнаружится нечто, способное избавить семью от неприятностей… Куда вы?

— Подождите минуту, — сказал я. — Где все? Я должен повидать Джинни.

В глазах Сарджента вновь мелькнуло сомнение.

— Малютку? — спросил он. — Она ведет себя довольно странно. Закрылась в гостиной, где холоднее, чем в могиле, и не желает ни с кем разговаривать. Поругалась со старшей — Мэри, — которая назвала ее холодной бесчувственной ведьмой, не заслуживающей того, чтобы иметь отца. Хм… Почему вы хотите ее повидать?

Я ответил уклончиво, повесил пальто и шляпу и направился в гостиную, которая находилась за библиотекой. Ею редко пользовались — я даже не помню, чтобы видел ее открытой, кроме тех случаев, когда гости играли там в карты. В комнате, пахнущей обоями и непроветренными портьерами, действительно было холодно, как в могиле. Помещение было темным и мрачным, с белыми стенами, позолоченными панелями, мраморными статуэтками на деревянных пьедесталах, пустым камином, выложенным белыми плитками, розовыми занавесями и большим роялем. Свернувшись на сиденье в нише высокого окна, Джинни уставилась на горы.

Из этого могло бы получиться впечатляющее живописное полотно — мрачная комната, высокое окно с японскими узорами веток, голубые, как Везувий, горы и снег. Джинни сидела, обратив ко мне профиль, положив руку на портьеру и слегка запрокинув голову. Она выглядела ирреально в сером платье, украшенном стальным бисером, глядя без всякого выражения на серебристое небо над Честнат-Ридж.

Под моими шагами скрипнул порожек. Джинни повернулась, как тень, и посмотрела на дверь:

— Кто… О, это ты, Джефф! Что ты здесь делаешь?

— Восхищаюсь тобой, — ответил я. — Ты словно сошла со страниц книги Лафкадио Херна. [34] — Я подошел и сел на подоконное сиденье рядом с ней. — Послушай, Джинни, у меня для тебя новости. Здесь Росситер.

Она не шевельнулась и не заговорила, но ее глаза заблестели, словно наполнившись слезами. Понизив голос, я объяснил ситуацию. Когда я умолк, Джинни почти смеялась, дико озираясь и стискивая руки, как будто с ее души упало тяжкое бремя.

— Именно так он и должен был поступить! — воскликнула она. — Что ты о нем думаешь?

— Хороший парень.

— Конечно! Но Пэт болтает столько чепухи, что трудно вообразить, как он поладит с отцом и Мэттом. Он называет себя великим музыкантом, а однажды, попытавшись показать мне, как сделать музыкальные стекла, разбил одиннадцать лучших маминых бокалов, стал извиняться и потом разбил остальные, когда ставил их назад в шкаф. Пэт ведет себя по-детски, бывает надоедливым и нудным, но я люблю его. Они не в состоянии понять, как я могу любить такого человека, признавая, что он нелеп, но тут ничего не поделаешь.

— Где ты с ним познакомилась?

Она посмотрела на деревья, наморщила лоб и улыбнулась:

— Пэт откликнулся на объявление в газете, что «Саммиту» нужен отельный детектив, и примчался сюда из Сан-Франциско. Думаю, он полагал, что отельный детектив — что-то вроде работы в Скотленд-Ярде. Его величайшее заблуждение состоит в том, что он считает себя великим сыщиком. А еще сильнее раздражает то, что Пэт никогда не говорит о том, что он действительно в состоянии делать, но гордится, как Люцифер, тем, в чем ничего не смыслит.