Листер громко и металлически четко выговорил:

— Мы оставляем Лериду.

Педро поднял глаза, но не встретил взгляда Энрике — тот смотрел на карту. Прямые волосы, резкое лицо, сведенные у переносья брови, которые вдруг вскинулись вверх, когда Листер тоже поднял глаза — голубые, с красными жилками на белках от бессонных ночей… Он совсем не походил на классический тип испанца, скорее его можно было принять за парня из-под Калуги или Рязани. Наверно, те, кто работал вместе с ним на строительстве первой линии Московского метрополитена, так и считали.

Но Листер был испанцем. Испанцем до последней капли крови. И он приказывал оставить испанский город.

— Надо задержать противника до завтрашнего вечера. Нам нужен день, чтобы эвакуировать город.

Хезус стоял бледный. Педро боялся, что он взорвется и, ни к кому толком не обращаясь, наговорит грубостей.

— Ясно, — только и сказал Хезус, и краска бросилась ему в лицо. — Ясно. Задержать противника и дать возможность эвакуировать город.

— Помочь вам ничем не сможем, — снова глядя в карту, проговорил Листер. — Нам надо беречь силы. Справитесь?

Хезус оперся одной рукой о стол, а второй указал на левый фланг обороны:

— Меня беспокоит фланг.

— Анархисты?

— Да.

— Попробуют уйти — стреляйте! Поставьте позади танки. Если попытаются уйти — стреляйте поверх голов! Вашему батальону — сгореть, хоть быть мертвому! Но завтра, тридцать первого марта, фашисты должны быть задержаны!

Эту вспышку Хезус принял как подарок. Он понял, как было трудно Листеру отдать приказ о сдаче Лериды.

— Салюд! — вскинув кулак к виску, ответил Педро Гесо.

— Салюд! — сказал Педро.

— Салюд! — отчеканил Листер.

— Держаться! Держаться! — пробубнил подполковник, тот, который не принимал участия в разговоре. Он незаметно для себя, присев за стол, уснул и теперь, побеспокоенный громкими словами, полупроснулся, пошевелил головой.

Листер приложил палец к губам.

Хезус и Педро повторили этот жест и потихоньку вышли из номера.

У выхода их догнал шофер штабной машины и сказал, что получил приказ отвезти командира и советника в расположение танкового батальона.

— Поезжай медленно, — попросил шофера Хезус. — Нам нужно как следует посмотреть местность. Кстати, может, выберем место для КП.

Высоко в небе стояла луна. Освещенные стороны улиц — дома, карнизы, лепные украшения — были видны отчетливо. То в одном, то в другом окне мерцало отражение лунной дольки. А темные стороны улиц казались развалинами.

Советник спросил:

— Может, завтра утром подберем место?

— Что ты! Разве можно ждать до утра? Мы тогда не успеем как следует… — Хезус вдруг замолчал, потом рассмеялся. — Ты нарочно так спросил?

— Нарочно.

— Думал, я тебе отвечу: маньяна пор ля маньяна? Не-ет… — И приказал шоферу остановить машину.

Они уже выехали из города. Место, где остановились, было достаточно высоко. Вдали за голубым полем цветущих садов отчетливо просматривалась железнодорожная насыпь. Она шла параллельно реке и городу по-над берегом. За насыпью — позиции франкистов. Им предстояло пересечь долину между городом и железнодорожной насыпью. Посредине долины, пересекая под прямым углом реку, город и железнодорожную насыпь, бежало шоссе. По нему — кратчайшему и удобнейшему пути — могли направить свои силы франкисты.

Хезус рассказал Педро: две роты танков он думает разместить по обе стороны дороги, КП соорудить на холме, третью роту оставить в резерве, чтобы иметь под рукой маневренный ударный кулак.

— Деревья будут нам сильно мешать!

— Да, — согласился Педро.

И только потом, когда они ехали дальше, подумал, что еще недавно Хезус Педрогесо наверняка разразился бы длинной тирадой: мол, война убивает красоту земли… Теперь он просто заметил, что деревья будут мешать. И совсем неплохо справился с расположением рот. Ясно, что танки фашистов не смогут преодолеть насыпь. Значит, инициатива и использование танков в бою останутся за нами. Только воздух, все небо над полем боя — за фашистами.

Остаток ночи готовились к утреннему бою. Танки заняли новые позиции. Антонио уехал с ротой машин к окопам анархистов, Хезус и Педро остались на командном пункте на правой стороне дороги.

Утро началось с бомбежки.

Четыре «юнкерса» в сопровождении истребителей появились из-за насыпи железной дороги. Они летели на небольшой высоте, не опасаясь сопротивления.

«Юнкерсы» принялись бомбить сады у подножия возвышенности: вечером там стояли танки. Сразу после взрывов бомб проносились истребители, поливая из пулеметов горящие и вывороченные с корнями деревья.